– Ты говоришь его так, словно, кроме этого 'привета', не знаешь и пятидесяти слов, включая матерные, – отрезала она.
– Почему это? – мне стало обидно. В конце концов, даже с докторшей я смогла в первый раз общаться довольно долго, несмотря на то, что одновременно словно балансировала на канате и улыбалась во всю челюсть, давая интервью для глянцевого журнала.
– Потому это, – передразнила Джонсон. – Потому что тот, кто видит это шоу в первый раз, подумает, что тебя в детстве уронили.
– Второй, – поправила я. – Второй раз.
– К чёртовой бабушке, Ковальчик! – рассердилась она. – Первый, второй… Какая разница? Важно, чтобы этот раз не стал последним, или нет? Или ты хочешь подойти, промычать два слова, а дальше хоть трава не расти?
Я прокашлялась и с надеждой посмотрела на своё отражение. Картинка не изменилась ни на йоту – я стояла с идиотским видом и пыталась-таки в срочном порядке сделать из себя кого-то другого.
…Огромные глазищи и такой знакомый жест – жест из чёрно-жёлтого мира, вроде бы наконец-то похеренного на задворках сознания…
'…Не выноси себе мозг. Она просто нашла место, где теплее…' Плоский мир с чёрно-жёлтой фотки не хотел идти ко всем чертям. Мало того, он подсовывал мне тот же милый аттракцион, который на деле грозил обернуться граблями, – и я готовилась с восторгом наступить на них снова. И ничего не могла с этим поделать…
Запах опиума и лакрицы – и секса.
– Привет, – сказала я, пытаясь забыть вкус кляпа из старых носков.
Джонсон одобрительно закивала.
– Говори это легко, – с энтузиазмом сказала она, размахивая руками, как ветряная мельница. – Знаешь, типа, у тебя нет проблем, и жизнь – сплошной кайф. Никто не любит загрузы, думаю, девки в твоём вкусе не исключение.
– Можно подумать, ты специалист по девкам, – проворчала я. – Или по моему вкусу.
– Я специалист по самой себе, это точно, – она уверенно выпятила грудь и ткнула в неё пальцем, чтобы я ненароком не ошиблась.
– Хорошо, – мне вдруг стало интересно. – И, как спец, что ты можешь сказать про девок?
– Однозначно, никакого грузилова. Я прибила бы парня, начни он первым делом изображать страдальца, – с отвращением сказала она. – Или, знаешь, эдакого трагического героя, которого никто ни хера не понимает, и потому он опупенно крут.
– То есть, он не выжал бы из тебя ни капли жалости? – уточнила я.
– Тот, кто выжал бы из меня каплю жалости, вместе с этой каплей получил бы и пулю в лобешник. Чтоб не мучился, – резонно сказала Джонсон. – А с трупом – сама понимаешь – продолжать процесс знакомства нельзя. Максимум, что можно сделать – это подогнать ему козырную морговскую бирку.
Мы ржали так, что вибрировали стёкла, а в бачке за перегородкой сама собой спустилась вода.
– Прямо не знаю, что посоветовать, Ковальчик, – сказала она, всё ещё истерически хихикая. – Кроме привета, надо сказать что-то ещё. Или не сказать.
– Что значит, не сказать? – удивилась я.
– Не сказать – значит, сделать. Ну, к примеру – принеси ей голову её врага, – Джонсон поразмыслила и мечтательно прищёлкнула языком. – Лично я бы не устояла.
– Ты – это немного другое дело, – осторожно сказала я.
– Не я одна, – усмехнулась Джонсон. – Хотя, судя по твоей роже, ты окучиваешь трепетную лань, которой вряд ли понравится чья-нибудь башка на тарелочке.
Я скромно промолчала.
– Сделай наколку с её именем – тебе ведь почти всё равно, какой дрянью забивать себе руки, – предложение было не таким уж и хреновым, только на него требовалось время. И какое-то выгодное место, чтоб эффект не пропал даром.
– А где? – тупо спросила я.
– На лбу, чёрт подери! – Джонсон не преминула воспользоваться моментом.
– Очень смешно, – саркастически сказала я.
– Мне не смешно, мне грустно – потому что я непонятно зачем приятно провожу с тобой время в компании унитазов, вместо того, чтобы давить на массу – обрати внимание, в отведённое для этого время, – бессовестно заметила она.
– Ты помогаешь мне, как брат… то есть, сестра по оружию, – уверенность пёрла у меня из ушей. – И сестрой по оружию ты остаёшься двадцать четыре часа в сутки, даже когда сидишь на горшке или желаешь дрыхнуть.
– Кстати, об именах – как её зовут? – вдруг спохватилась Джонсон.
– Нет, Джонсон, только не это, – отрезала я. – К чёрту имена.
– Тогда какого хрена ты стоишь тут и трындишь про что угодно, только не по делу? – возмутилась она. – А если по делу – то, будь уверена, ты не сойдёшь с этого места, пока не научишься говорить 'привет' так, чтоб от тебя не хотелось убежать без оглядки.
Я прокляла всё на свете. Я говорила этот 'привет', пока у меня не заболел язык. И так, и эдак, я только что не становилась на голову и не разговаривала ушами, задницей или чем-нибудь ещё. Нет, ребята, у меня, конечно же, не было кучи проблем, мне было начхать на весь белый свет, который я вообще вертела вокруг пальца и имела во все дырки: – вот как лихо я научилась говорить этот грёбаный 'привет'. Зеркалу, сортирной стене с трещинами от моего кулака и Рыжей Джонсон.
Наконец, она перестала морщиться и ворчать 'халтура', и мы пошли спать.
Ночь была на излёте, а я чувствовала себя такой крутой, что, не задумываясь, подкатила бы ко всем девушкам в радиусе десяти километров – и оптом, и к каждой по отдельности.
Но если бы кто-то сейчас сказал 'привет' мне, я выбросила бы его в окно.
Теперь эту немереную крутость надо было применять на практике.
Время 'как-нибудь поболтать' наступило довольно скоро. Предмет охоты был опознан, наверно, сразу, как переступил порог госпиталя – я стала прямо как собака-ищейка, натренированная на запах секса, – и подловлен в коридоре.
Я, словно невзначай, вывернула из-за угла прямо перед носом у этой Эли – так, что она вздрогнула от неожиданности и остановилась.
В стене справа были какие-то шкафы с врачебными примочками, запасным бельём или чем-то в этом роде. Я вытянула руку и опёрлась на дверцу, стараясь проделать это как можно вальяжнее. Мне казалось, что я более наглядно продемонстрирую состояние 'нет проблем', если буду себя вести с наглостью завзятого мачо. Всё бы ничего, однако чёртова дверца оказалась из крашеного железа и загудела, будто я стукнула кулаком по бочке для поливки огородов.
– Привет, – небрежно обронила я.
Господи Боже! Вблизи она была ещё красивее. Я словно примёрзла к проклятущему шкафу, а содержимое черепушки стало похоже на кисель и незамедлительно сползло в совершенно другую часть тела.
– Привет, – сказала она и мельком посмотрела на звонкую дверцу. – Я вас знаю? Как вас зовут?
Нет, она была не просто красивой – она выглядела, как воплощённая мечта, как девушка из кинофильма или из журнала, 'мадемуазель Империя', достойная украшать обложки глянцевых изданий.
Зато я стояла и улыбалась, как полный кретин, остатками думалки рассудив, что лучше я буду молчать и улыбаться, чем делать то же самое с постным лицом, будто собираюсь пригласить её на собрание церковной общины или в библиотеку.
Девушка с обложки хотела знать, как меня зовут.
– Ковальчик, – наконец, выдавила я.
– Уверена – мы где-то встречались! – радостно объявила она.
– Думаю, тут, – мой голос явно не был согласен со всем остальным организмом и всё-таки склонялся к идее позвать её в библиотеку. Мне тут же захотелось задать дёру, а потом потренироваться ещё разок и
