– Уайкем! – В голосе гнев и ярость. – Как можете вы такое говорить! Вы намекаете... Вы намекаете, что дело нечисто.
Ферт снова остановил запись.
– Ну как? – не без вызова спросил он.
– Тут он говорил искренне, – сказал я. – Сам он улики не подделывал. Но я его в этом и не обвинял. Мне просто хотелось знать, откуда он их получил.
Ферт кивнул и снова запустил пленку. Теперь говорил он.
– Дорогой Норман, вы ставите себя в весьма уязвимое положение, если не хотите сказать, откуда у вас все эти улики. Разве вы это не видите? Если вы не в состоянии объяснить их происхождение, вас могут заподозрить в том, что вы их изготовили сами.
– Улики подлинные, – возразил Гоуэри. Отстреливается изо всех сил.
– Вы по-прежнему пытаетесь убедить себя в этом.
– Нет, доказательства самые достоверные.
– Откуда вы их взяли?
Гоуэри оказался припертым к стенке. По тому, что отразилось сейчас на лице Ферта, я понял, что для него это было печальным и весьма неприятным открытием.
– Мне прислали конверт, – с трудом выдавил из себя лорд Гоуэри. – В нем содержались... различные показания и шесть экземпляров снимка, сделанного в квартире Хьюза.
– Кто вам это прислал?
– Не знаю, – сказал Гоуэри очень тихо.
– Не знаете? – В голосе Ферта сквозило недоверие. – На основании этих свидетельств вы дисквалифицируете жокея и тренера, но понятия не имеете, откуда у вас эти данные.
Тяжкое молчание.
– Значит, вы сразу поверили в эти так называемые улики?
– Они настоящие. – Судорожно цепляется за свою версию.
– У вас сохранился этот конверт?
– Да.
– Я бы хотел на него взглянуть. – Легкая ирония в голосе.
Гоуэри не стал спорить. Послышались звуки шагов, стук выдвигаемого и задвигаемого ящика, шелест бумаг.
– Ясно, – медленно проговорил Ферт. – Бумаги и впрямь выглядят очень убедительно.
– Теперь вы понимаете, почему я начал действовать? – поспешно и со слишком явным облегчением отозвался Гоуэри.
– Я мог бы понять, почему вы были готовы сделать это – после тщательной проверки.
– Я проверял.
– Как серьезно?
– Видите ли... эти бумаги поступили ко мне за четыре дня до слушания дела. В четверг. Я распорядился, чтобы выслали приглашения Ньютоннардсу, Уэсту и Оукли. Их просили подтвердить телеграммой готовность прибыть на расследование, что они и сделали.
Ньютоннардса попросили взять с собой записи пари розыгрыша «Лимонадного кубка». Затем я велел своему помощнику навести справки у работников официального тотализатора, не делал ли кто-то крупные ставки на Вишневый Пирог, и он получил письменные свидетельства... То, что мы зачитывали на расследовании. У нас не возникло никаких сомнений, что Крэнфилд ставил деньги на Пирог. На расследовании он сказал неправду. Это лишний раз убедило меня в истинности улик. Он был кругом виноват, и я не могу понять, почему он не заслуживает дисквалификации.
Ферт остановил запись.
– Что вы на это скажете? – осведомился он.
Я пожал плечами:
– Крэнфилд действительно поставил деньги на Пирог. Он имел глупость отрицать это, хотя, как он мне сказал, считал, что в сложившихся обстоятельствах признать это было равнозначно самоубийству. Он сказал мне, что поставил на Пирог деньги у Ньютоннардса через одного своего знакомого, имя которого не назвал, а также в официальном тотализаторе. У своего же букмекера он не поставил ничего, потому что не хотел, чтобы об этом узнал Джессел – он в приятельских отношениях с букмекером. Он поставил сто фунтов на Пирог, потому что подозревал, что лошадь обретает форму и может преподнести сюрприз. Он также поставил двести фунтов на Урона, поскольку здравый смысл подсказывал ему, что, скорее всего, выиграет именно он. Что же в этом предосудительного?
Ферт пристально посмотрел на меня.
– Тогда, на расследовании, вы еще не знали, что Крэнфилд играл на Пирог?
– Я задал ему этот вопрос уже потом. Меня вдруг осенило: он, скорее всего, действительно ставил на него деньги, как бы горячо ни отрицал это. Ньютоннардс мог солгать или подделать свои записи, но трудно что-то возразить против билетов официального тотализатора.
– Это обстоятельство убедило и меня, – признал Ферт.
Он снова включил магнитофон. Раздался его голос, в котором уже совершенно отчетливо слышался следователь, ведущий перекрестный допрос. Их беседа внезапно превратилась в новое расследование.
– Этот снимок... он вам не показался странным?
– С какой стати?– резко возразил Гоуэри.
– Вы не задались вопросом, как удалось его сделать?
– Нет.
– Хьюз утверждает, что Оукли принес с собой и деньги, и записку и сделал снимок того, чего в реальности не было.
– Нет!
– С чего вы так уверены? – пошел в атаку Ферт.
– Нет! – еще раз повторил Гоуэри. В его голосе было то нарастающее напряжение, которое может вот-вот привести к взрыву.
– Кто послал Оукли в квартиру к Хьюзу?
– Говорю вам, не знаю!
– Но вы уверены, что фотография не поддельная?
– Уверен, уверен!
– У вас нет и тени сомнения? – продолжал наступать Ферт.
– Нет! – В голосе был страх, почти паника. И в этот кульминационный момент Ферт обронил одно-единственное слово, разорвавшееся как бомба:
– Почему?
