прошлым утром, и весь остаток пятницы провел, печатая фотографии Лэнса Киншипа и его команды.
Если не считать тех снимков, на которых ясно было видно, что его команда неуютно себя чувствует в его присутствии (которые я все равно не собирался ему показывать), остальные он, скорее всего, одобрит. Мне повезло, что съемочная группа вела себя естественно и что на снимках был и сам Киншип в сумасшедшем прикиде парня из высшего общества – в скаковом твидовом костюме, размахивающий руками, словно дирижер, и в одной серии снимков у него за спиной лошади мчались прямо к финишу.
Также там было несколько крупноплановых снимков Киншипа с его командой в нечетком фокусе позади, и пара слегка сюрреалистических видов, которые я сделал прямо за спиной у оператора, где в самой огромной камере в четком фокусе прямо посередине одиноко стоял в лучах солнца Киншип. От всех этих снимков создавалось впечатление, будто солидный руководитель вершит свою работу. Я предполагал, что подобного эффекта он и добивался. Что за дело, что получится всего-то двухсекундная реклама – сам процесс съемок выглядел просто эпически.
Вечером я сделал заголовки к высохшим фотографиям, напечатав их на полосках тонкой бумаги, приклеил их скотчем на обратной стороне и, чувствуя себя немного по-идиотски, добавил: «Филип Нор, копирайт». Так делал Чарли много лет назад. Мне всегда казалось, что Чарли стоит за моим плечом, напоминая, чтобы я следил за работой.
Работа.
Само это слово наполняло меня беспокойством. Впервые я по-настоящему подумал о моих фотографиях в этом смысле.
«Нет уж, – возразил я себе. – Я – жокей».
Рано утром в субботу я ждал звонка от Гарольда с приказом срочно заболеть.
Он позвонил в четверть десятого.
– Ты в порядке? – спросил он.
– Черт побери!
– Лучше тебе быть в порядке, – сказал он. – Только что позвонил Виктор. Я не стал ждать, что он скажет. Я прямо сказал ему, что будущее Чейнмайла зависит от того, насколько правильно его будут вести во всех его скачках.
– И что?
– Виктор сказал, что скачки без особого напряга ему не повредят, потому я передал ему то, что ты сказал. Слово в слово. И сказал ему, что ты наизнанку будешь для него выворачиваться, если только мы будем стараться выиграть. – Голос Гарольда в трубке прямо-таки гудел от радости. – И знаешь, что сказал Виктор? Он сказал, передай этому чистоплюю, что именно этого я и хочу.
– То есть…
– То есть, – прорычал Гарольд, – он передумал. Побеждай на Чейнмайле, если сможешь. И, честно говоря, тебе лучше победить.
– Но Чейнмайл…
– Черт! Ты хочешь скакать на этой лошади или нет?
– Хочу.
– Ну и все. Увидимся в Аскоте. – Он бросил трубку, давая мне понять, что я, по его мнению, не слишком-то благодарен ему за его старания насчет Виктора. Но если он пообещал Виктору, что Чейнмайл выиграет – а, похоже, именно это он и сделал, – то я попадаю в еще более крутой переплет, чем прежде.
В Аскоте я отыскал главного разъездного конюха Гарольда, который, как обычно, приехал с лошадьми, и спросил, как сегодня чувствует себя Чейнмайл.
– Зверь.
– А Дэйлайт?
– Спокоен, как старая корова.
– А на кого конюхи ставят?
Он искоса глянул на меня.
– Да на обоих. А что, не надо?
– Да нет, – небрежно сказал я. – Пусть ставят. Правда, всяко бывает… иногда конюхи лучше знают шансы лошади, чем тренер.
Он ухмыльнулся.
– Да уж. Но сегодня… – Он пожал плечами. – Да на обоих понемногу. В смысле, не недельные ставки. Просто кое-какие деньги на пиво.
– Спасибо, – я кивнул и пошел в весовую, по крайней мере, без лишних беспокойств. Конюхи ни монеты бы не поставили без причины. Ноги, желудки и дух обеих лошадей можно считать нормальными. Больше и желать нечего.
Я увидел Виктора Бриггза в группе людей, стоявших на травке у весовой. Всегда в одном и том же – широкополая шляпа, тяжелое синее пальто, черные кожаные перчатки. То же выражение на лице – чистая аспидная доска. Он увидел меня и, несомненно, заметил, как я замешкался в нерешительности, раздумывая, получится ли пройти мимо него и не заговорить.
Не получилось.
– Доброе утро, мистер Бриггз.
– Доброе, – отрывисто сказал он. И все. Он не стремился остановить меня для разговора, потому после
