Мы добрались до Сент-Олбанса, объехали частную лечебницу, и, пока Джереми читал старые номера «Леди» в приемной, я разговаривал наверху с умирающей старухой.
Когда я вошел в комнату, она сидела среди подушек и смотрела на меня. Суровое сильное лицо и сейчас было полно упрямства и жизни, глаза смотрели все так же жестко. Она не сказала ни «привет», ни «добрый вечер», а только «ты ее нашел?».
– Нет.
Она поджала губы.
– А ты пытался?
– И да и нет.
– Что это значит?
– Это значит, что я трачу на ее поиски часть своего свободного времени, но не всю жизнь.
Глаза ее сузились. Она зло воззрилась на меня, я тут же сел в кресло для посетителей и ответил ей таким же взглядом.
– Я ездил к вашему сыну, – сказал я.
На мгновение на ее лице проявилась смесь откровенного гнева и отвращения, и я с удивлением понял всю силу ее разочарования. Но потом она овладела собой. Я уже понял, что неженатый и бездетный сын лишил ее не столько невестки и внуков, которых она могла бы так или иначе тиранить, а ее продолжения. Но я понимал и то, что поиски Аманды – это от одержимости, а не в пику кому-либо.
– Вы хотите, чтобы ваши гены продолжали жить, – медленно проговорил я. – Этого вы хотите?
– Иначе смерть бессмысленна.
Я подумал, что и жизнь сама по себе достаточно бессмысленна, но не сказал этого. Кто-то просыпается, делает, что может, а затем умирает. Возможно, она была на самом деле права в том, что смысл жизни – продолжать род. Люди живут в поколениях потомков.
– Нравится вам это или нет, – сказал я, – но ваши гены могут продолжить жизнь через меня.
Эта идея по-прежнему не приносила ей удовольствия. На челюстях ее вздулись желваки, и наконец она произнесла злым голосом:
– Этот сопляк адвокат думает, что я должна рассказать тебе, кто был твой отец.
Я тут же встал, не в силах сохранять спокойствие. Да, я узнаю это, но только не сейчас. Мне захотелось убежать. Убежать из этой комнаты, не слушать. Я нервничал так, как не психовал уже много лет, во рту было противно и сухо.
– Разве ты не хочешь узнать? – вопросила она.
– Нет.
– Боишься? – презрительно ухмыльнулась она.
Я просто стоял, не отвечая. Я и хотел, и не хотел узнать, боялся и не боялся – в голове была сплошная каша.
– Я возненавидела твоего отца еще до твоего рождения, – резко проговорила она. – Я даже и сейчас едва могу на тебя смотреть, потому что ты на него похож… похож на него в твоем возрасте. Стройный… мужественный… такие же глаза.
Я сглотнул комок и ждал в полнейшем оцепенении.
– Я любила его, – она чуть ли не выплевывала слова, будто они сами по себе оскорбляли ее. – Я безумно любила его. Ему было тридцать, мне сорок четыре. Я уже пять лет как овдовела… я была одинока. И вот он появился. Он жил со мной… мы собирались пожениться. Я обожала его. Я была глупой…
Она замолчала. На самом деле незачем было продолжать. Все остальное я уже понял. Наконец стала понятна та ненависть, которую она испытывала ко мне все эти годы. Так просто объяснить… и понять… и простить. Вопреки всему я ощутил неожиданную жалость к своей бабке.
Я сделал глубокий вдох.
– Он еще жив?
– Не знаю. С тех пор я не говорила с ним и ничего о нем не слышала.
– А… как его звали?
Она смотрела мне прямо в лицо. Ее упорная ненависть не уменьшилась ни на йоту.
– Я не собираюсь говорить тебе. Я не хочу, чтобы ты его искал. Он сломал мне жизнь. Он переспал с моей семнадцатилетней дочерью прямо под моей крышей и охотился за моими деньгами. Вот таким был твой отец. Единственной услугой, которую ты получишь от меня, будет то, что я не скажу тебе его имени. Будь доволен.
Я кивнул. Неопределенно махнул рукой и неуклюже сказал:
– Извините.
Она еще сильнее нахмурилась.
– Теперь отыщи для меня Аманду, – сказала она. – Этот адвокат сказал, что ты ее найдешь, если я расскажу тебе. Потому ступай и сделай. – Она закрыла глаза и сразу же стала такой больной, такой беззащитной. – Ты мне не нравишься, – сказала она. – Уходи.
– Ну? – спросил Джереми, стоявший внизу у лестницы.
