– Как у тебя в груди? – спросил я.
– Давит, – сказала она. – Ужас.
Толпа вокруг нас разбухала прямо на глазах. Приехала неотложка, полицейская машина, Гарольд, врач и чуть ли не половина Ламборна.
Умелые руки приняли дело из рук учителя и стали закачивать и выкачивать воздух из легких Джереми. А сам Джереми лежал неподвижно, как бревно, пока врач обследовал его, и когда его клали на носилки, и укладывали в машину «Скорой».
Пульс у него был. Какой-то, но был. Это все, что они могли сказать. За ним закрыли дверь машины и повезли его в Суиндон.
«Не умирай, – молил я. – Господи, не дай ему умереть. Это ведь моя вина».
Приехала пожарная машина с людьми в противогазах. Они побежали к задней части коттеджа, неся оборудование со всякими шкалами, и в конечном счете вывалились на улицу через парадную дверь. По их разговорам с полицейскими я понял, что никакого тщательного обследования проводить нельзя, пока концентрация отравы в коттедже не снизится.
– Что за газ? – спросил полицейский.
– Сероводород.
– Смертельный?
– Чрезвычайно. Парализует дыхание. Не входите, пока мы не вычистим все. Там есть какой-то источник, до сих пор генерирует газ.
Полицейский повернулся ко мне.
– Что именно? – спросил он.
Я покачал головой:
– Не знаю. У меня ничего такого нет.
Именно этот полицейский спрашивал чуть раньше о том, что с моим лицом.
– Упал на скачках.
Такой ответ всех удовлетворил. Жокей в синяках в Ламборне не редкость. Вся толпа двинулась вверх по улице к дому Гарольда, и события завертелись.
Клэр дважды звонила в больницу справиться о состоянии Джереми.
– В интенсивной терапии… очень плох. Они спрашивают о его ближайших родственниках.
– Родители, – в отчаянии сказал я. – Джереми живет в Сент-Олбансе. – Номер дома был у меня в коттедже, там же, где и газ.
Гарольд покопался в справочнике и дозвонился до отца Джереми.
«Не умирай, – думал я. – Живи, черт тебя побери… Пожалуйста, живи».
Полицейские сновали туда-сюда. Пришел инспектор, стал задавать вопросы. Я рассказал ему, что случилось. Клэр тоже. Я не знал, как сероводород попал в мою проявочную. Совершенно случайно им надышался Джереми. Я не знал, зачем кому-то понадобилось заполнять газом мою проявочную. Я не знал, кто это сделал.
Инспектор сказал, что не верит мне. Никому не устраивают таких смертельных ловушек просто так. Я должен знать почему. Я покачал головой. Говорить по-прежнему было мукой. «Если Джереми умрет, – подумал я, – то я расскажу ему. Иначе – нет».
Откуда я так быстро узнал, что там газ? Клэр сказала, что я среагировал мгновенно. Почему?
– Сульфид натрия… использовался в фотолабораториях. Иногда до сих пор используется… но не так много… из-за запаха. Я не держал его у себя. Это… не мой.
– Это газ? – озадаченно спросил он.
– Нет. Продается в виде порошка. Очень ядовит. Входит в комплект для тонирования в оттенок сепии. Такой производит «Кодак». Называется Т-7 А… мне кажется.
– Но вы-то знали, что это газ.
– Из-за Джереми… Он упал в обморок. И я вдохнул… почувствовал себя… плохо. Можно получить газ… с помощью сульфида натрия… я просто понял, что это газ… не знаю как… я просто понял.
– Как делают сероводород из кристаллов сульфида натрия?
– Не знаю.
Он настаивал, чтобы я ответил, но я и правда не знал. «А теперь, сэр, – сказал он, – поговорим о ваших синяках. Вам явно плохо, вы слабы. Да и лицо ваше… вы уверены, сэр, что это результат падения с лошади?» Поскольку ему кажется, должен он заявить, что это больше похоже на следствие жестокого избиения. В свое время он повидал такое.
– Падение, – ответил я.
Инспектор спросил Гарольда, который хотя и выглядел озабоченным, но ответил без обиняков:
– Плохое падение, инспектор. По нему лошади прошлись. Если вам нужны свидетели… ну, тысяч шесть народу видело.
Инспектор пожал плечами, но было ясно, что он не верит. «Может, – подумал я, – чутье подсказывает ему, что я кое в чем соврал». Когда он ушел, Гарольд сказал:
