Я повернулся и, не прощаясь, вышел из комнаты. Он тоже не проронил ни слова.
В офисе я снова увидел Китадзиму. Он все так же громко говорил по телефону. Меня он, кажется, не заметил. Предполуденные часы. Час пик у дизайнеров. Помню, когда я работал здесь, в эти часы офис превращался в поле битвы. Похоже, это единственное, что осталось неизменным с тех пор. Сидящие за столами люди, все без исключения, уставились в свои мониторы.
Обернувшись напоследок, я вышел за дверь. Никогда не смогу работать в офисе. Мой реактивный самолет улетел без меня.
7
На улице я сразу направился к телефону-автомату и снова достал визитную карточку Мурабаяси. Мне ответил тот же четкий голос. Сославшись на рекомендации Иноуэ, директора «Кёби Кикаку», я попросил координаты их адвоката. Через пару секунд у меня была вся необходимая информация. Поблагодарив секретаря, я набрал номер юридической конторы. Адвоката в городе не оказалось — он уехал по делам в Фукуоку. Поразительная закономерность: как только мне хочется с кем-нибудь поболтать, он тут же отбывает в командировку.
Мне ничего другого не оставалось, как вернуться к себе на Иттёмэ. Погруженный в собственные мысли, я никого вокруг не замечал. Как обычно, свернул на дорожку, добрался до дома и не заметил бы, что меня поджидают, если бы не окрик:
— Привет, приятель!
Я поднял глаза. Мари Кано собственной персоной. Черный пиджак, темные брюки, на плече знакомая безразмерная сумка. И длинная черная тень на асфальте — солнце взбиралось все выше.
— Знаешь что, — сказал я, — я тебе не ровесник, и не зови меня приятелем.
— Тебе это не нравится?
Пожалуй, все дело было в том, что так меня называл Иноуэ.
— Меня это напрягает.
— Никогда бы не подумала. Посмотри на себя — ну как тебя еще можно назвать? А все твой характер.
Я вздохнул:
— Характер, говоришь?
— Это и есть твой дом?
— Да.
Она окинула взглядом окрестности:
— Я здесь впервые. Настоящее ретро в самом сердце Токио, посреди Гиндзы, и всего один жилой дом напротив. А у тебя необычное жилище. Первый раз вижу дверь из одеяла.
— Чрезвычайное положение, — буркнул я, — кто-то сломал мою дверь.
— Кто?
— Не знаю. Лучше скажи: тебя что, выпустили из полиции?
— Долгая история. Можно войти?
— Пожалуйста, — ответил я.
В комнате она с любопытством огляделась, невнятно бормоча себе под нос:
— И внутри необычно. И как просторно! Везет же некоторым, столько места.
Слышал бы ее Мурабаяси. Вот что значит — все познается в сравнении. Любая оценка относительна.
Я указал ей на то самое место, где недавно сидел Мурабаяси. Она кивнула, переложила газеты, тихо присела и тут же, казалось, потеряла всякий интерес к окружающему интерьеру. Скрестив ноги и подперев одной рукой щеку, другой она облокотилась на чайный столик. Тонкая белая кисть четко вырисовывалась на черной полированной столешнице.
Не спеша усаживаться рядом, я предложил:
— Выпьешь чего-нибудь?
— Пива.
— К сожалению, у меня только молоко.
— Так я и думала. Ну и зачем спрашивать, если у тебя все равно только детское меню?
Она явно была не в духе. Я не решился спросить о причине. Молча достал из холодильника молоко в бумажном пакете, налил в кастрюлю и поставил на огонь. Сняв молоко за секунду до кипения, разлил в чашки. Поставил перед ней чашку, от молока шел пар. Я заметил: она что-то вертит в руках. Мой пончик. Она с интересом разглядывала надпись на упаковке.
— Слушай, а что значит «пончик со взбитыми сливками»?
— То и значит: пончик со взбитыми сливками.
— Но ведь если это пончик, то в нем должна быть дырка.
— Ясное дело. Но будь в пончике дырка, в него невозможно было бы положить взбитые сливки.
— Кошмар, — возмутилась она, — пончик без дырки — не пончик. А стоит целых сто иен!
— Бывают еще пончики с говядиной в соусе карри.
— Сумасшедший дом, — ответила она.
— Сразу видно, что ты не фанат круглосуточных магазинов.
— Не фанат. Там цены выше, чем в супермаркете. К тому же в последнее время там продают одну чепуху вроде этих пончиков.
— Это называется «гибридные товары» — когда вроде бы несовместимые продукты соединяют и превращают в один новый. Их в последнее время и правда стало много.
— Гибридные товары? Что только не придумают, чтобы оправдать отсутствие у товара его привычного «я». Вот куда, скажи на милость, подевалось «я» этого пончика? В чем ценность подобного барахла?
— Тебе его, в общем-то, насильно никто не предлагает.
Я взял из ее рук упаковку, мельком взглянул на этикетку и вытащил пончик. Глядя, с каким аппетитом я его поглощаю, она проговорила:
— Знаешь, что я думаю? Ты ведь ни разу не пытался заглянуть в свое будущее, оценить перспективу.
— Трудно сказать, может, и не пытался.
— А я тебе расскажу.
— О моем будущем?
— Да.
— Ну и какие у меня перспективы?
— Элементарные. Заболеть ужасным диабетом и закончить дни в агонии.
— Вот как? Не думал об этом.
— Кстати, — она поднесла ко рту чашку и глянула на меня исподлобья, — что уж тут говорить о будущем, если ты не замечаешь того, что творится у тебя под носом.
— Чего, например?
— Ну например, того, что за тобой следят.
— Хм… Кто?
— Не знаю.
— Тогда с чего ты это взяла? Откуда следят?
— Помнишь жилой дом напротив? «Мезон Дол Гиндза». Так вот оттуда, из квартиры на третьем этаже. А ты, выходит, совсем ничего не замечал?
— Совсем. А он что, называется «Мезон Дол Гиндза»?
— Слушай, когда построили этот дом?
— Ну… с полгода тому назад. Точно, год назад приходили из строительной компании, извинялись за неудобства.
