– Это
Я вдруг впервые задумался. А ведь верно. Никогда еще мне не приходило в голову разделять сотрудников на мужчин и женщин. Когда снимался очередной ролик, мы засиживались в студии до рассвета, но Охара ни разу не возразила. И когда я от усталости с ног валился, она продолжала вкалывать как заведенная. Последние наши съемки «Антика» задержались до четырех утра. И они с помощником режиссера обдували стакан с «Антиком» изморосью от сухого льда для создания «образа свежести и прохлады». Я даже помню, как при взгляде на ее жизнерадостную фигурку вдруг подумал о том, что уже никогда не буду так молод…
Полотенце опять сползло с головы. Она снова протянула руку, разровняла лед в полотенце и вернула компресс на лоб. От приятной прохлады голова успокаивалась. Я поймал себя на мысли, что
– Что ты хочешь услышать? – спросил я.
– Все, – потребовала она.
Сам не знаю, что заставило меня подчиниться. Наверное, температура, не иначе. И только? А может, ее глаза, сверкавшие любопытством у края моей постели. А может, хотя бы перед увольнением мне захотелось ее за все отблагодарить. Ну или просто представил, как они с Майком тащили меня в квартиру. Не знаю. Сам не пойму. Так, ничего не понимая, я и начал рассказ. О том, что случилось за последние трое суток. Все, что касалось меня самого, я сократил до минимума, но рассказал и то, о чем не сообщил Какисиме. Как догадался насчет компьютерной графики, как устраивался на работу – все по порядку. Кто- кто, а Охара должна понять. Я выбалтывал ей историю так долго, что сам испугался. Определенно, проклятая температура виновата, думал я то и дело – и все-таки не мог остановиться. А может, и не хотелось.
– Вот почему я сегодня и пришел в этот бар, – закончил я.
На весь рассказ ушло больше часа.
Охара молча слушала, склонив голову набок.
– Фантастическая история, – отозвалась она. – Самое непонятное – с этой компьютерной графикой. Зачем кому-то понадобилось делать такую запись?
– Как знать…
Она улыбнулась:
– Смешная у вас привычка, шеф.
– Какая привычка?
– Каждый раз, когда вы говорите «как знать», вы словно хотите скрыть, что у вас на уме.
– Что, у меня и правда такая привычка?
– Да нет! Это я так, вашу память проверила… Значит, проверка этой записи и была вашим «последним заданием»?
– Да, но теперь я хочу понять, что случилось. А если то, что я рассказал Исидзаки про эту чертову графику, и привело его к самоубийству?
– Ну это вы уже сами накручиваете. Вам ведь тоже нравился наш президент, правда?
– Ну… да, – ответил я. – Хороший был мужик. Мы с ним мало были знакомы, но он мне нравился. Такие ребята всегда умирают раньше других.
– А те головорезы в переулке – они-то здесь при чем?
– Вот уж не знаю.
– Но откуда они узнали, что вы будете в этом баре? Они же вас там давно поджидали, верно?
– У меня башка соплями забита. Даже ты меня выследила так, что я не заметил. А уж им-то сам бог велел… Наверно, еще с Хироо меня пасли. Вычислили бар и стояли курили, меня дожидаясь. Но что им от меня нужно – понятия не имею.
– А как они вас узнали?
– У меня есть метка…
Я помахал левой рукой.
Она помолчала, уставившись на ожог, потом спросила:
– Значит, эта бандитская история гораздо длиннее?
– Какая история?
– О вашем прошлом. Вы рассказывали мне лишь то, что ваш отец – якудза. Но ни о молодости, ни о детстве ни разу не обмолвились. Но ведь и сегодняшние разборки с бандитами, и этот ожог – все связано, верно?
Ее рука, подплыв к моему лицу, легонько коснулась лба. За ней тут же потянулась вторая. Две горячих ладони – еще жарче, чем я сам, – обняли мое лицо. Все вокруг замерло. Я вспомнил, как нечто похожее случилось со мною лет двадцать назад. Почему я подумал об этом?
Где-то вдалеке шумел кондиционер.
– Не хочу вспоминать…
– Ну, тогда я не буду спрашивать.
Она смотрела на меня не отрываясь. Я залюбовался сиянием ее глаз. Живым сиянием, которому суждено померкнуть еще не скоро. Моя рука вдруг сама потянулась к ней – но тут же упала обратно на одеяло. Отняв руки от моего лба, она опустила их на подушку. Глядела на них и молчала.
– Эй, Охара…
– Да, шеф?
– Это правда, что салариманы живут свою жизнь взаймы?
– Жизнь взаймы?
– Каждый день на одном и том же месте делают одно и то же. То, что не имеет никакого отношения к ним самим. Они никогда не думали, что будут жить именно так. Наверно, мечтали, что где-нибудь найдут себе более подходящую жизнь. И с этой детской мечтой продолжали вкалывать до самой старости… Может, не нужно доживать до сорока шести лет, чтобы об этом задуматься? Как считаешь?
– Все люди разные…
– Наверное. Но ты уж точно не такая.
– Это верно! Мне работать интересно. Я не из тех, кто свое дело не любит. Я и в другой секции спокойно работать могла бы. А то и в другой компании…
– Это правда. Ты не из тех, кто живет взаймы. На таких, как ты, вся страна и держится. Какие бы увольнения ни случались. Даже если вся экономика к чертям полетит, ты достаточно крута, чтобы выжить.
– Это вы меня хвалите? Или за дурочку держите? Одно из двух…
– Ни то ни другое. Представь себе, даже твой шеф-каракатица иногда способен на искренние слова.
– Вас послушать – такие, как я, похожи на тараканов. Знаете, какая у тараканов выживаемость? Вот и мы такие же…
– Теперь салариманам без этого никуда. Такие уж нынче времена настали.
Я вспомнил Томидзаву. Наш разговор на поминках Исидзаки. Конечно, его возраст и ситуацию с Охарой не сравнить. Можно только сочувствовать тому, в какой заднице он оказался. Но разве сам Томидзава мог бы выжить в любых условиях? Весь остаток жизни он, скорее всего, проведет покорно понурив голову. Ведь ему есть что терять. А у меня ничего нет. Ни дома, ни семьи, ни готовности к переменам. И ни малейшей перспективы…
– Может, вы и правы, – тихо сказала Охара. – Только… С чего это вас на такой разговор потянуло?
– Да так. Просто подумалось.
Она подняла на меня глаза. И очень долго не опускала.
– Ну а вы сами какого типа?
– Наверно, я все еще ребенок, – ответил я. – Права была Нами-тян… Но разговор сейчас о тебе. Ты когда-то сказала: мол, если муж – хозяин, то ты в его доме – жилец. Помнишь такое?
– Помню, – кивнула она.
