сухая долька мандарина ложится на могилу Ирука, последнего из дома Сога.
– Башку Ирука?
– И Эмиси тоже!
Второй жертвы Кагуя не требовала, но позабывший статус девственника принц Оэ Нака достаточно силен мозгами, чтобы сообразить, что гнев отца сразу же обрушится на убийц сына. Выбора нет. Ради каприза принцессы следует уничтожить клан Сога.
Накатоми уговаривать не пришлось. Слишком сильна их ненависть к наглым Сога, причинившим их дому столько горя. Оно и Хэгури тоже присоединились без особых колебаний. Монах Мин, однако, сделал большие глаза, когда Оэ Нака посвятил его в свой экстравагантный план. За долгие годы дворцовой жизни он многого навидался, но эта интрига била все рекорды. Тягаться с Сога… Все равно что пытаться сразить тигра улыбкой. Монах попытался выяснить, откуда взялась эта нелепая идея.
– Так хочет принцесса, – отрезал Оэ Нака. – Она приказала. Подать голову, и все!
– А от меня-то вам чего надо, не пойму. Я скромный монах, резать глотки – не мое занятие.
– Успокойтесь, этого от вас никто не требует. Всего лишь одобрение, поддержка Доброй Веры.
– Гм… Моральная поддержка… А потом иметь дело с этой сукой Ирука… Мало он голов посшибал… И потом, преступление остается преступлением. Добрая Вера…
– Как будто впервой священникам поддерживать убийства!
– Но всегда с благородными намерениями!
– Да куда ж благороднее-то! Невинное создание рыдает, слезы льет горючие…
Если этот аргумент не показался убедительным монаху Мину, то Шоан принял идею с восторгом. Уж очень он скучал без привычных по китайскому двору интриг и заговоров.
– О-го-го, головы полетят наконец-то! Давно пора, скука у вас тут смертная… Деревня!
– Взвешивайте свои слова, дорогой брат. Нам не на что жаловаться. Платят по- королевски, служанки в любой момент примут желаемую позу – чего вам еще нужно?
– Не спорю, не спорю… Все равно деревня. Не дорасти им до уровня славного Китая. Ах, какая роскошь, какое богатство! А здесь… Как они его собираются? Яд? Кинжал? Колдовство?
– Онанист… То есть, извините, принц Нака и кто там с ним, это их проблемы. На нас они возлагают идеологическое обеспечение. Резня нас не касается, а после завершения их манипуляций нам придется изложить официальную версию события для летописей.
– Ну и ладно. Что наврем?
– Ах, дорогой Шоан, нам придется оправдать убийц.
– Понимаю, понимаю. Добрая Вера этого не одобряет…
– Да, конечно, Добрая Вера… но если речь идет о таком злодее, как Ирука…
– О кровожадном злодее!
– Не остановить его – подвергнуть опасности население.
– Двор! Императрицу!
– А если однажды он родит наследника…
– Который потом родит следующего наследника…
– Который еще что-нибудь родит…
– Ужасно, ужасно! Вот что может из этого получиться…
– Смертельная опасность для всего живого.
– Я предвижу катастрофу. Уничтожение девочек.
– Вы видите сквозь века! Без сомнения, через поколения и поколения на свет появится массовый истребитель девочек.
– Потомок Cora не может стать никем иным, кроме как уничтожителем девочек.
– И мы не можем оставить без внимания этот факт, ибо цепь последствий Абхидхармы открывает нам причины и следствия.
– Время открывает тайны познавшим Истину. Циклы непреложно повторяются. Мы, ученики Будды, знаем, что будущее открывает прошлое.
– И поскольку мы это знаем, действия наши оправданны. Недопустимо позволить такому демону жить и плодиться в земном мире.
– Ужас и опустошение сеет он на своем пути.
– Карма его отягощена нечистой мощью, роковой энергией.
– И сам себя он осудил на вечный ад.
– В нём сосредоточились десять тысяч дьяволов мононокэ, в нем одном. Его ненависть преобразуется в громадный шар огня, способный поглотить долину…
– Долину и холмы, деревни и столицу. Громадный шар огня, плод ненависти Сога. Сутры сострадания не позволяют нам праздно созерцать события. Мы должны немедля прийти на помощь этому бедному Ирука.
– Иначе и быть не может.
– Воистину нет выбора.
– Его надо убить.
– Уничтожить, чтобы спасти.
Удовлетворенные своим словоблудием, монахи отерли взопревшие лбы и вызвали прислужниц, которые принесли им освежительные напитки и свежее белье. Шоан тут же использовал одну из женщин, оторвав ее от работы и оседлав без предупреждения, в то время как Мин, стараясь отвлечься от пыхтения и ерзания коллеги, обдумывал основные положения только что законченного диалога, вздрагивая от особо громких шлепков соударяющихся тел.
В тот же вечер Оэ Нака и его сообщники получили записку с соображениями монахов. Воодушевленные неотразимыми аргументами духовных отцов, они потребовали саке, обоего пола милашек и приступили к возлияниям и излияниям. Когда большинство сдавшихся алкоголю заговорщиков уже валялось на полу, Оэ Нака погрузил свой задубевший вырост в зад какой-то бедняжки, похоронив свою репутацию девственника.
Наивный Ирука не понимал причин ледяной холодности принцессы Кагуя, особенно заметной на фоне его снов, все более частых и ярких. Огонь! Языки пламени лизали его лицо: дым не давал дышать. Он в ужасе просыпался, хватался за клинок, оглядывался в поисках неуловимого врага.
Многочисленные современные историки принялись бы его успокаивать, уверяя, что ему нечего бояться, дело Сога живет и побеждает, увековечено, укреплено усилиями даже тех, кто пытался его уничтожить. Ничто не угрожает более Доброй Вере, она укоренилась в стране, в сердцах ее жителей, она удовлетворяет их потребность чему-то верить.
Но Ирука оставался прежде всего живым существом, озабоченным собственным выживанием, никакие политические и исторические резоны не могли подавить инстинкт самосохранения. Сунулся было к принцессе, но его встретила гневная отповедь. Другая за такое лишилась бы головы. Но этой голову не отрубишь, ее даже пальцем не тронешь.
– Сны! – взвилась Кагуя. – Спи спокойно, идиот, ты не сгоришь. Голова, во всяком случае,
