укладывающиеся в предлагаемый вариант. Время от времени официальная история переписывается заново крупными специалистами, всегда беззаветно преданными Исторической Истине.
Так, Алан Тьюринг, друг и корреспондент Хитоси Сога, согласно официальной версии, покончил с собой. Как нежная Белоснежка, он вонзил зубы в отравленное яблоко. Нелепые
Другая жертва слухов, блестящий Курт Гёдель, опасаясь «яблочек душистых и румяно-золотистых», внимательно присматривался и принюхивался к своей пище, а кончил тем, что вообще от нее отказался. «Старческий маразм, мания преследования!» – вздыхали медики. В момент смерти угасший Гёдель весил всего 28 килограммов.
Через несколько недель после капитуляции Японии в регионе Хиросимы начали исчезать девочки: Юко Тагиси, 11 лет, в местечке Митаки; Каору Маэдзава, 7 лет, в квартале Усина; Томоко Фудзимото, 8 лет, в деревне Яга; Юкиё Умидзава, 9 лет, на хуторе Нагасоку; Дзунко Сайто, 6 лет, в деревне Футу; Саяка Иидзима, 7 лет, в квартале Иокогава… Исчезли бесследно, ни об одной из них никто никогда более не слыхал. Конечно, от местной полиции, перегруженной разгулом преступности, трудно было ожидать успехов в обнаружении пропавших.
Но Хитоси Сога непричастен к их исчезновению. Лечебница, в которой его заперли, находилась менее чем в двух километрах от эпицентра ядерного взрыва и была полностью уничтожена, превратилась в пыль и пепел, кирпича целого не осталось. Что и зафиксировали спасатели, прочесавшие местность. Аккуратно записан адрес, зафиксировано предполагаемое число погибших – сорок восемь, число выживших-ноль, и все, переходим к соседнему зданию.
Нельзя сказать, что полиция обошла вниманием пропавших девочек.
– Видите ли, у меня есть определенное мнение по этому поводу. Взрыв оставил горы трупов. Выжившие не знали, куда деваться. Да и из них многие были обречены. Бомба, которую сбросили эти скоты, оказалась с фокусом. Была в ней такая хитрая штука, как радиация. И люди продолжали умирать. И по сей день мрут, скажу я вам. Выпадают волосы, зубы, они кашляют желчью, из носа кровь идет, глаза, рот гниют… Потом не могут подняться. Их пытаются кормить, поить, но они не могут ни есть, ни пить, их тошнит, они даже лекарство не могут проглотить. И каюк. Кто раньше, кто позже… Пропавшие девочки наверняка были больны. Доказательства? Чего ж тут доказывать, и так ясно. Не первый год в полиции, чутье, знаете ли… Лекарств не купить, на еду не хватает. Немало народу жертвовало собой, чтобы облегчить судьбу близких. Пропал в горах – и все. Природа примет. И девочки могли на это решиться. Девочки – народ храбрый, бедняжки.
Девочки перестали исчезать следующей весной. Дела, между собою не связанные, закрыли. Случай Сога тоже завершился. На самый высокий уровень поступил четкий, краткий – всего четыре строчки – доклад о смерти убийцы.
Супруга Сога умудрилась вызнать причину ареста мужа и совершенно потеряла голову. Она выплакала свое горе на груди матери, сладострастно вонзившей когти в горе дочери и в моральный облик ненавистного зятя.
– Мразь поганая, гнуснейший проходимец, крыса мерзкая, жопа сифилитика… червяк, слизняк, жаба, гниль, нежить могильная… Да к тому же еще и подлый убийца!
Мать начинала свой речитатив за завтраком, затем следовал перерыв до второго завтрака, далее – чай («я всегда говорила»), потом – основная трапеза в семь часов, во время которой полагался апофеоз. «А я предупреждала! А кто в наше время прислушивается к мудрым советам заботливой матери?» Порой, впрочем, мать отвлекали иные заботы. Япония проиграла войну, сдалась на милость победителя, который без промедления конфисковал группу Мицубиси. Преступный военно-промышленный конгломерат подлежал растаскиванию на куски. Мать, в свою очередь, плакалась дочери:
– Врут все эти подлые америкашки! Что, мы воевали, что ли? Мы к войне не больше причастны, чем другие.
– Мама, но ведь ни одна компания во всем мире не загребла на войне таких барышей, как наша.
– Прекрати! Вместо того чтобы слушать всякие сплетни, подумай, как нам выйти из этого положения.
– Откуда же мне знать?
Мамаша Ивасаки вытащила из сумочки какое-то смазанное фото.
– Такахаси… дальше не помню. Пятьдесят семь лет. Выглядит моложе. Очень мил, не находишь? Американцы собираются посадить его над нашим банком. Жену потерял в марте, при бомбежке. Заниматься таким серьезным банком и следить за домом… Ему нужна новая супруга, я это знаю лучше, чем он сам.
– Мама! Мне уже за пятьдесят, я вдова!
– Он тоже вдовец, у вас так много общего… Прекрасная пара!
Бракосочетание подготовили молниеносно. Используя порожденную поражением неразбериху, свои связи и подарки соответствующим чиновникам, мамаша Ивасаки добилась некоторой коррекции документов, и вот ее дочь, уже более не вдова Сога, вступает в первый брак с господином Такахаси. Было это 16-го дня 4-го месяца 9-го года эры Тайсё. Уже 24 года этому браку, быстро время летит…
Женитьба пришлась банкиру на руку и в деловом отношении. Человек несколько неуклюжий, сверкающий обширной лысиной, он как будто опирался на свою изящную жену. Супруги синхронно улыбались в салонах, налаживали отношения, продвигали бизнес. Американская администрация навострила было уши, но сочла за благо сделать вид, что ничего не видит и ничего не слышит. В конце концов, традиции Дяди Сэма велят ему всячески поощрять свободу коммерции.
На втором году своего нового брака супруга Такахаси стала матерью, удочерив прелестную восьмилетнюю сиротку. Удочерение не вызвало никаких препятствий, сироты – одно из немногих послевоенных богатств страны. Мамаша Ивасаки даже отложила в сторону свои бухгалтерские книги, чтобы сделать из девочки нечто уникальное и совершенное.
Семейство Ивасаки вернуло таким образом некоторую долю былого могущества. Новая супруга Такахаси иногда находила минутку-другую, оставляла мать, дочь и мужа, выходила на балкон. Она проклинала себя за свое первое замужество, проклинала свою первую… и единственную любовь. «Хитоси, – неслышно вздыхала она, – мой Хитоси… Что с ним стало?…» Слезы появлялись в глазах, но волшебным образом исчезали, как только сзади доносился глухой рокот матери:
– Дорогая, кушать пора. Ты готова?
– Да, мама, иду, иду.
Неизбежный фон Нойман «зовите меня Джонни» вышел на террасу перед своим кабинетом, вдохнул сомнительную свежесть пустыни Лос-Аламос. Утренние испытания прошли успешно, и ученого, узника своего патриотизма, переполняла гордость. Он машинально похлопал по карману брюк. Закурить или не закурить?… Вот в чем вопрос. Да… Нет… Нет-нет хватит на сегодня.
Он вернулся в кабинет, накинул пиджак, слишком тяжелый для климата Нью-Мексико, Жена готовила какое-то особенное рагу и просила вернуться не слишком поздно. Хм… Рагу… Хорошенькое «рагу» он готовит в этой пустынной кухне… Двойной оборот ключа – и к машине. Завтра президент Трумэн увидит на столе два сообщения. Одно – об успешно проведенном испытании. Второе – письмо, подписанное Эйнштейном, Ферми и Оппенгеймером. В нем просьба, не применять бомбу.
Видел он это письмо. Эти трое долго разъясняли ему, что, как и почему- Почему нельзя применять
