— Я, кажется, догадываюсь, о чем ты думаешь, — заметил Соколов, внимательно глядя на Наталью. — Нет, ты не совсем права. Нателла действительна была очень… э-э-э… романтична, но вовсе не наивна и совсем не глупа. Это была чрезвычайно цельная натура, преданная и добрая, страстная и глубоко чувствующая, но прекрасно умеющая владеть своими эмоциями.
То, как Соколов произносил эти слова, заставило Наталью внимательно посмотреть на него.
Пятнадцать лет назад… Он уже был женат…
— Нателла была очень хорошо воспитана, всегда ровна с людьми, постоянно улыбалась, и ей было неведомо плохое настроение, — Петр Вениаминович, казалось, полностью погрузился в свои воспоминания, не замечая ничего вокруг. — Несмотря на юный возраст — ей было тогда всего семнадцать — она обладала редкими качествами: преданностью по отношению к близким, способностью в любых обстоятельствах окружить любимых людей теплом и заботой. В общем, это была девушка, о которой всю жизнь мечтает любой мужчина и практически никогда не встречает в жизни. А если встречает, то старается не отпустить…
Соколов осекся. Снова закурил, допил виски и сделал знак официантке повторить.
— Да, — сказал он, глядя в глаза Наталье, — она стала моей тайной женой.
Наталья усмехнулась про себя. Какое милое старомодное выражение. Звучит так трогательно и романтично, а на деле означает примитивный адюльтер, измену, по той же старомодной терминологии — блуд…
Снова угадав ее мысли, он криво улыбнулся и кивнул:
— Отец Раисы Александровны был крупным чиновником, и моя карьера — а тогда, не забывай, я был еще молод и амбициозен — во многом зависела от него. Я не решился на развод, но и с Нателлой не мог расстаться.
Наталья представила себе, как это было. Пожилой (ему ведь тогда было уже под полтинник, если не больше), импозантный Соколов, озабоченный карьерой, связанный браком с нелюбимой женщиной, вечно обеспокоенный отношениями с тестем, и нежная семнадцатилетняя девочка, этакая современная Лолита, «преданная и нежная»… Хм…
— Конечно, долго так продолжаться не могло, — между тем продолжал Петр Вениаминович. — Мы с Нателлой встречались только на съемной квартире и только в определенные дни, нигде не могли показаться открыто, я вынужден был лгать жене, друзьям… Мне было очень тяжело.
— А девушке? — жестко спросила Наталья.
Соколов удивленно посмотрел на нее:
— Н-н-не знаю, — растерянно ответил он. — Я об этом как-то не задумывался… Считал, что она счастлива, ведь я был ее первым мужчиной, учителем… Не только в искусстве, но и…
Не в силах скрыть презрения, Наталья отвернулась.
Откуда эта мужская спесь и самоуверенность? И убеждение в том, что, уложив девушку в постель, тут же становишься властелином ее души и тела? Можно подумать, что у женщины нет ничего более ценного, кроме девственности, и, утратив невинность, она теряет свою самостоятельность и вообще личность, становясь лишь послушной тенью мужчины.
— В общем, однажды, — в конце концов подошел к сути дела Соколов, — когда Раиса поехала в очередную командировку за границу, я решил сделать Нате небольшой подарок — круиз на теплоходе по Волге. Старинные русские города, чудесная природа, прекрасное обслуживание… И надо ж было так случиться, что именно на этом теплоходе оказался мой давнишний приятель, Антон Чернов, вернее, к тому времени уже Шварц… Это тоже любопытная история, хотя к моему рассказу отношения не имеет. Вкратце: его предки были немцами, Шварцами, но перед войной поменяли фамилию. На Черновых. Он и был по рождению Чернов, а в начале перестройки — уж не знаю, из каких соображений и каким образом, — вернул себе старую фамилию. На этом теплоходе он вел деловые переговоры с каким-то иностранным партнером… Забыл сказать: к тому времени Антон уже был крупным бизнесменом, металлом, кажется, занимался, не помню точно.
Вежливо прикрывая рот ладошкой, Наталья зевнула. Стоило ли сломя голову нестись в Москву, чтобы выслушать древнюю и довольно скучную любовную историю. Ясно же, что произошло далее. Примитивный любовный треугольник.
— Увидев Нателлу, Антон словно с ума сошел, — подтверждая ее худшие догадки, сообщил Соколов. — Он просто прилип к ней, не отходил ни на шаг, даже о переговорах своих забыл. А она… Она забыла обо мне! Открыто перешла жить в его каюту, позволяла ему тискать себя на людях. Чуть не раздевалась перед ним прямо на палубе! А он, между прочим, был почти мой ровесник, женат на прекрасной женщине, с которой много лет прожил до этого душа в душу, двое взрослых детей, Ирма и Виктор… Я страдал, ночей не спал, в Угличе сошел с теплохода и уехал в Москву — не мог этого видеть…
Наталья едва сдержалась, чтобы не рассмеяться в голос.
— Представь себе, — разволновался Соколов, — Антон решился на развод, она бросила учебу, они поженились. И будто всем назло, демонстративно, выглядели очень счастливыми.
«А иначе и быть не могло», — решила про себя Наталья. Но разве может это понять человек, который ради карьеры готов жить с нелюбимой женщиной и мириться с деспотом-тестем?
— Что она в нем нашла, в этом бывшем инженеришке, нуворише? Деньги? Но я мог дать ей гораздо больше! — Наталья удивленно округлила глаза, и он поспешно пояснил: — В духовном плане, разумеется.
— А, понятно, — ледяным тоном произнесла она.
— Я щедро поделился бы с ней своими обширнейшими знаниями! — не обратив внимания на ее холодное замечание, пафосно продолжал Соколов. — Со временем она могла бы стать хорошим специалистом, уважаемым ученым. Я позаботился бы об этом. Возможно, даже разрешил бы ей родить от меня ребенка — в академической среде это довольно часто встречается между учителем и ученицей — при соблюдении осторожности, конечно… А что мог дать он?
— Может быть, любовь, свободу?..
— А, пустое, — отмахнулся Соколов. — Только деньги! Вот как раз тогда он и купил ту землю в Подмосковье, чтобы построить для Нателлы замок ее мечты…
Наталья насторожилась: «Вот, оказывается, в чем состоит загадка развалин. Послушаем дальше».
— Но я говорил, что у Антона было двое взрослых детей, даже старше Нателлы. И они, само собой, не могли примириться с тем, что его деньги уходят из их рук. Конечно, он им ни в чем не отказывал, но, сама понимаешь, львиную долю своих средств тратил на Нату, а в случае его смерти она стала бы главной наследницей.
«Кажется, дело проясняется», — поняла Наталья и стала слушать еще внимательней.
— Короче говоря — я не знаю подробностей, дело это темное, и раскрыть его тогда так и не смогли, а теперь, за давностью лет, наверно, никого оно и не интересует, — детки наняли киллера, и через год Нателлы не стало…
— Откуда вам известно про киллера и то, что его наняли дети, а не конкуренты, например?
— Во время расследования меня тоже привлекали. Как свидетеля, естественно. Были там какие-то улики косвенные, но доказать ничего не удалось. Только мать их, видимо, все знала: сразу после того, как следствие закончилось, она покончила с собой.
— А Чернов… или Шварц?
— У Антона случился обширный инфаркт, не смог перенести утраты. Буквально на следующий день после похорон Нателлы умер. Кто мог подумать, что у такого здорового с виду мужика такое слабое сердце?
— И наследство, конечно, досталось бывшей семье.
— А как же иначе?
— Значит, этими развалинами владеют Ирма и… э-э-э… Виталий…
— Виктор…
— Черновы?
— Если Ирма не вышла замуж и не поменяла фамилию, то оба они Скриповы. По матери…
