— Да. Помните убийство постового на дороге Дарваза — Урчашма? Я тогда еще не работал. В школу ходил. Но вы должны знать…
— Сержант Садык Закинов. Недалеко от моста, ночью.
— С похищением оружия. Это тот самый пистолет. Гильзы в «Чиройли» со следами от его механизма…
— Какую удивительную новость ты сказал, — медленно произнес Тура.
— Что вас так поразило, устоз? — заинтересовало Алишера.
— Нет, ничего. Просто я подумал о том, что пистолет убитого Садыка молчал восемь лет. И чтобы он заговорил в «Чиройли», должны были быть причины чрезвычайные…
Садыка застрелили восемь лет назад. Тура вместе с оперсоставом прорабатывал тогда буквально всех, кого удалось установить по трассе, — владельцев частных машин, водителей транзитных грузовиков — «дальнобойщиков», шоферов почтовых фургонов, разъездных спекулянтов, работников ночных аварийных служб. Отдельно проверялись сотрудники милиции.
«Если бы сегодня меня допустили к розыскному делу, с какой бы тщательностью я перепроверил бы каждую зацепку…» — подумал Тура с горькой досадой и спросил:
— Следователь, наверное, возобновит дело Закинова по вновь возникшим обстоятельствам…
— Уже возобновил.
— Как ребята?
— Все вымотались… — Алишер был рад выговориться.
— Пока все один и тот же круг очевидцев. Фактически несколько человек. Иранец с подругой, супруги- пенсионеры…
— Подругу иранца надо крутить изо всех сил. По-моему, она проститутка, а эти бабы смотрят вокруг себя по-другому. Она еще здесь?
— Пока в гостинице. А супруги уехали. И никто-никто ничего не сказал существенного! Правда, я сейчас плохой помощник — Другие задачи…
— Тебя можно поздравить, — вспомнил Халматов. — С назначением! Ты и прибыл как замнач ОБХСС…
— Спасибо, устоз. Я стараюсь, хотя дело для меня это новое. А что здесь случилось?
— В подсобке у Шамиля ящик коньяка «KB». Бутылки такие же, какая была у Сабирджона… — Халматов не упомянул о цепочке, тянувшейся из заведения Шамиля к свадебному столу Алишера, и заключении, вынесенном экспертом-химиком. Тура по-прежнему был уверен, что Алишер мог не знать и наверняка не знал всего, что происходило в тот вечер в доме его отца. — Накладная выписана на два ящика в июле прошлого года. Что же он, почти год ими торгует?
— Очень сомнительно, — согласился Алишер. — Скорее всего покупает на стороне левый коньяк и гонит под эти накладные.
— Я советую взять анализ. Не исключено, что это фальсифицированный коньяк. Из спирта и чая…
Алишер слушал внимательно. Потом кивком подозвал помощника, лениво переговаривающегося у стойки с Шамилем:
— Пломбир с собой?
— Я взял, как вы сказали, вот он… — Обэхаэсник достал из кармана клещи.
— Сейчас в присутствии понятых опломбируй подсобку.
— Понимаю.
— На накладные составь протокол изъятия. С утра назначим ревизию. Скажи бармену, чтобы закрывал…
Слова Гапурова потонули в оглушительной какофонии звуков — Шамиль демонстративно на полную мощность включил деку.
Ехали молча.
— Смотри, — Тура вдруг показал на зеркало над головой.
Знакомая патрульная машина городского отдела маячила в заднем стекле в самом конце дороги.
— Мне не нравится этот эскорт. Неужели следователь действительно боится, что я скроюсь? Можешь что-нибудь сделать?
— Мы можем оторваться от них только за гостиницей, — сказал Силач.
На многополосной пустынной дороге автомобиль катился заметно и одиноко, как бильярдный шар на зеленом поле.
— Как ты считаешь, Тура, — спросил немного погодя Силач, — Сабирджон знал, что у него коньяк фальшивый?
— Не сомневаюсь.
— Почему?
— Потому что он его вез Корейцу. Пак и приехал в «Чиройли», чтобы взять у Сабирджона «KB». Это было вещественным доказательством! О другом можно было договориться по телефону…
— Но при чем уголовный розыск к балованному коньяку? Наше дело — убийства, кражи, наркомания… Пак послал бы вместо себя в «Чиройли» обэхаэсника… И почему так срочно уехал, никого не предупредив?
— Не знаю. Думаю, что Сабирджон сообщил Паку нечто чрезвычайное.
Едва Халматов и Силач подъехали к гостинице — рядом уже пристраивалась «патрульная».
Похоже было, что слежку за ним уже не скрывают. Водитель патрульной со своим раздавленным в середке лицом равнодушно смотрел в стекло перед собой, на заднем сиденье мелькнуло круглое лицо его постоянного спутника с волосяной кисточкой на подбородке.
— Придется есть мороженое… — Халматов не хотел, чтобы Равшан совершенно точно знал, где он находится.
У кафе «Мороженое» под зонтиками тентов стояло несколько столиков. Едва Халматов и Силач сели, из-за соседнего столика, где шумная компания допивала шампанское, поднялся толстый грузин. В каждой руке он нес по металлической вазочке с пломбиром.
— От нашей компании — угощайтесь, пожалуйста, — мужчина был не знаком. Его друзья за столом жестами и улыбками подтвердили искренность намерений, Туре и Силачу осталось только поклониться. Потом вся их компания поднялась.
Тура подождал, пока они ушли, отодвинул вазочку.
— Не будем переедать. У жирного телка короткий век, — он стал осторожен. — Угостим наших сопровождающих… Или они нам охрана?
— По-моему, они нам конвой, — заметил Силач.
Из газет:
Размером и оформлением гостиничный вестибюль больше напоминал железнодорожный вокзал крупной узловой станции.
Вестибюль был с антресолью. Двухэтажный. Вдоль стен располагались киоски — Союзпечать, сувенирный, — сберкассы, почты — пустые, закрытые навсегда. Грязный огромный ковер, никогда не чищенный, сломанная кабина междугородного телефона. Разводы протечек на потолке, зияющие цементом пятна из-под выпавших керамических плиток. Пустая конторка дежурного администратора, перекошенная дверь лифта.
На стук шагов появился казах-швейцар в галунной фуражке и полосатых пижамных штанах.
— По каком делу? Далеко?
— Наверх, — ответил Тура, не останавливаясь, — подполковник Халматов еще не растерял привычных манер сотрудника розыска. — Администраторша на восьмом?
