— Да. Почему он сел к Паку?
— Я им об этом вчера говорила. Они знакомы! И не сомневаюсь в этом нисколько…
Тура подошел к окну. С восьмого этажа машины на проспекте казались маленькими заводными игрушками, двигавшимися между четкими белыми полосами, насколько хватало взгляда. На крыше ресторана, на уровне второго этажа, появлялась и исчезала фигурка в защитной каске с ведром и веником — убирала мусор. Уборщик двигался неровно, как коричневая полевая мышка, каких Тура часто видел у себя в кишлаке, по другую сторону Заха.
«Вот и Гюльчехра тоже считает, что Пак ждал Сабирджона. Выходит, преступник каким-то образом узнал об их встрече, — напряженно раздумывал Тура, прислушиваясь краем уха к разговору Силача с девицей. — Если преступник намеревался убить Пака, почему не сделал этого до приезда Сабирджона? Если он намеревался убить Сабирджона, почему он ждал его в „Чиройли“? Не убил по дороге или где-то в другом месте! Вывод один — убийца должен был убедиться в том, что Сабирджон действительно встретился с работником милиции…»
Тура решил, что жена спит, не включил свет и вообще старался двигаться как можно тише, но, присмотревшись, увидел: Надя лежала с открытыми глазами. Когда он лег, тихо к нему прильнула.
— Может, все-таки уедем, Тура? Зимой будем на лыжах ходить, там нам хорошо будет, спокойно. А если не приживемся в Москве, можем сюда вернуться потом. Все как-нибудь уже успокоится. Не будем сейчас дразнить гусей…
— Ты к чему?
Она, не отвечая на его вопрос, продолжала гнуть свое:
— Я уже все обдумала. Если не хочешь жить с моими стариками, можем идти работать по лимиту — там сразу комнату дают. Я ведь никакой работы не боюсь. А у тебя пенсия хорошая. Мы с тобой еще молодые — представляешь, как здорово: нам судьба еще одну жизнь предлагает!
Тура помолчал и твердо ответил:
— Вы уедете вдвоем с Улугбеком.
— Без тебя? Я не поеду.
— Надя, я потом к вам приеду. Сейчас мне уезжать нельзя…
— Я здесь тебя не оставлю, Тура, — он ощутил тяжелую крепость ее теплого тела, нежную шелковистость, начинающуюся чуть выше полного круглого колена. Она осторожно кончиками зубов тронула его за мочку уха. — Или вместе, или никто.
— Что-нибудь случилось?
Надежда не ответила.
Он уже засыпал, когда раздался длинный, длиннее обычного, звонок.
— Алло, — Тура снял трубку.
— Халматов? — голос был знакомый, Тура услышал его впервые через несколько часов после выхода на пенсию. — Жив еще? Смотри, не кашляй. Нос далеко не высовывай. Отрежем. Предупреждаю…
Тура выдернул телефонный штепсель из розетки.
— Опять та же подруга?
Халматов понял, что Надежде тоже звонили — она из-за этого и нервничала.
— Тебе ничего не показалось необычным? — спросил Тура.
— Нет.
— Мне кажется, это междугородная…
Надежда взяла его руку, поднесла к губам. Он почувствовал на ее щеках слезы.
— Ты чего?
— Я боюсь, Тура! Ты знаешь, я никогда не боялась, но сейчас мне страшно. Я боюсь этих людей. Они вежливые. Они начальники, ездят на служебных машинах, но мне в тысячу раз легче, когда ты ловишь обычных убийц и грабителей… Завтра к десяти тебя опять просили приехать в управление. Слышишь?
— Да.
Он думал о своем: «Убийца приехал первым, не выслеживал ни Сабирджона, ни Пака — значит, кто-то ему сообщил об их предполагаемой встрече в кафе над прудом».
— Надя! — позвал Тура.
— Что? — сквозь всхлипывания отозвалась жена.
— За целую жизнь я ни разу тебе ничего не приказал. Потому что знал — ты и умнее, и грамотнее, и тоньше меня. Спасибо тебе за счастье, которое ты мне дала, — так много радости и любви! Пятнадцать лет!..
— Зачем ты так говоришь? — Прижалась к нему в испуге Надя. — и так все сделаю… Ты будто прощаешься…
— Надечка, любимая моя, первый раз я тебе приказываю и прошу тебя — на колени встану перед тобой! Только сделай, как я говорю! Уезжай с мальчиком завтра! Или послезавтра…
— Не могу! — крикнула Надя. — Я тебя тут не брошу!
— Можешь! Обязана! Пока вы здесь, у меня руки-ноги связаны! Я не могу идти в атаку вместе с обозом! Они уже знают, что ты с Улугбеком — мое самое уязвимое, незащищенное место. И если я их чуть-чуть прижму, они сразу же ударят! Любимая, ты должна сделать, как я говорю…
Протокол заседания комиссии вел кадровик, тот самый, кто вручил Туре при увольнении трудовую книжку. Он сидел в конце длинного приставного стола и, кажется, единственный сочувственно смотрел на Туру.
«Будто я никогда и не был с ними, по ту сторону стола…» — с горечью подумал Халматов.
Только генерал повел себя так, словно ничего не произошло.
— Проходи сюда, Тура Халматович, — пригласил он. — Бери стул.
Халматов сел. Назраткулов с бритой синеватой головой, не поддающейся загару, напротив, поднялся.
— Комиссия сочла необходимым ознакомить с результатами служебного расследования, — он не сказал, кого именно знакомит, надел очки, взглянул еще раз на бумагу и передал ее для зачтения кадровику.
Заседали они, по-видимому, с самого утра — несмотря на кондиционер и занавешенные окна, было душно. Эргашев курил кубинские сигареты, которые ему присылали с базы.
— «В марте 1980 года милиционер-водитель служебной машины ГАЗ-26, государственный номер 02-00 МБД, — невыразительно читал протоколист, — принадлежащий Управлению внутренних дел мубекского облисполкома, Урдушев обратился к знакомому механику хозрасчетного участка № 2…»
Халматов знал всю преамбулу наизусть.
Он рассматривал лица членов комиссии, не удалось встретить лишь взгляд полковника Назраткулова, полный горестного возмущения своекорыстностью и самодурством бывшего начальника отдела уголовного розыска подполковника Халматова.
«Сначала подставили, — вспомнил Тура резюме Силача, — затем стреляли. Затем выгнали… Теперь отдали под суд. Пока не поздно, нужно действовать!»
— «…Последний объяснил, что такой двигатель находится на электроагрегате АБ.16 в комплекте и продаже отдельно не подлежит… — гугниво зачитывал кадровик. — Однако после угрозы, что в случае отказа отпустить двигатель работники УВД с пристрастием проведут осмотр автомашин, принадлежащих хозрасчетному участку № 2…»
Равшан, не поднимая глаз, что-то писал на листке бумаги, потом подвинул ее Назраткулову. Тот скорбно и глубокомысленно кивнул.
— «…Кроме того, не осуществлял должный контроль за работой подчиненного аппарата, в результате чего заместитель начальника отдела уголовного розыска Пак… — каждая фраза заключения занимала не меньше страницы, — …в служебное время, пользуясь бесконтрольностью со стороны начальника отдела подполковника Халматова, не поставив в известность руководство управления…»
Тура снова отвлекся, пропустил заключительную часть.
— Понятно? — спросил Назраткулов и снял очки, которые во время чтения акта должны были символизировать контроль над ситуацией. — Комиссия усматривает, с одной стороны, признаки злоупотребления, выражающиеся в том, что… — он растянул формулировку и теперь должен был либо оборвать фразу, либо вытягивать ее оставшийся хвост. Он предпочел второе, и вроде бы как повторил все
