Сам Бураков выглядел неважно: бледный, с припухшими веками.
Постояв, он запер машину, обогнув стеклянный фасад, направился во двор.
Никто не встретился ему ни во дворе, ни в тусклом коридоре, которым он дальше проследовал. Только в конце служебного столика он увидел молоденького, в очках, мальчика-официанта.
Бураков взглядом поинтересовался: «Пришел?»
Официант молча кивнул на дверь. Это был тот самый кабинет, в котором несколько дней назад ужинали Тура и Анна.
Бураков вошел.
У включенного телевизора в кабинете сидел полковник Агаев, как всегда, свежевыбритый, аккуратный, в отглаженном костюме. Слушал кого-то из отечественных политологов.
— Народ… Силы демократии и социализма… — неслось с экрана.
Услышав шаги Буракова, он обернулся.
— Привет! Что с тобой? — Агаев поднялся, они поздоровались. — На тебе лица нет…
Бураков подошел к столу, там стояло несколько бутылок воды, коньяк; сбоку на блюде была разложена легкая закуска.
Было видно, что Бураков не может говорить, ему требовалось успокоиться. Он нашел открывалку, откупорил бутылку с водой, сделал несколько быстрых глотков.
— Мне кажется, Саматов уже договорился с водным прокурором о моем аресте… — Он сделал еще глоток, голос его дрожал. — Меня от всего отстранили. Я, фактически, не у дел… Живой труп. По-моему, Силов уже отбыл на тот берег за санкцией…
— Ну, прокурор может и не дать санкцию на арест, — Агаев, чувствовалось, не очень верил в то, что говорил; просто обязан был успокаивать по своему положению старшего. — Водный прокурор тут раньше работал. Он знает ситуацию…
— …Сам тут работал! Во-во… Знает… — Бураков не собирался смотреть на случившееся глазами Агаева. — Сейчас всю грязь на кого льют? На милицию! Газеты, телевидение… Это вот те, кто от Щелокова… — голос Буракова дрожал. — От Николая Анисимовича награды, премии, машины принимали… А теперь льют на нас, на милицию… Почем зря! Так что прокурор, по-моему, побоится взять меня под крыло!
— Ну, я думаю, ты преувеличиваешь! — с апломбом возразил Агаев.
— Что значит «преувеличиваешь»? Они только и ждут, чтобы взять меня под стражу. А там начнется! Опросы, допросы, разработка. «Откуда?» «Что?..» Соседский глаз-ватерпас… Такого наплетут…
Бураков откупорил еще бутылку воды.
— …Начальник участка расскажет, что вы его заставили оформить Баларгимова на работу! И в моем присутствии! А потом прижмут — и он расколется. Скажет, что Баларгимов денег не получал, а всю зарплату отстегивал мне! Потом устроят нам с вами очную ставку… Вот…
— Придется все отрицать! А какой выход?
— Что значит «какой выход?» Нажмите на своего друга! На Саматова!
— Это бесполезно! Ты сам знаешь… Саматов не пойдет ни у кого на поводу, у него собственное представление о порядочности!
— Что значит «бесполезно»? Зачем вы его вызвали сюда?
— Приехал бы подонок, было бы еще хуже. Ты сам сказал — «время такое»! Милицию сделали крайней. Обком, горком, горсовет, торговля — все чистые. А вот грязная — милиция. Мусора… Кто-то это действительно здорово придумал… У тебя машина на тещу записана?
— На меня. Да черт с ней, с машиной! Дочку жалко. Она у меня от первого брака. Инвалид. Совсем никуда не ходит…
— Да, я знаю.
— Я думал, пойду на пенсию, на ноги поставлю. А теперь — все.
— Я очень надеюсь на генерала. Амиров на коне. К тому времени еще продвинется на ступеньку… Он, кстати, спрашивал о тебе, просил передать привет…
Бураков отмахнулся.
— Это — старая песня. Все взятки запишут на меня одного! А там — миллионная сумма. Взятка в особо крупных размерах. Часть третья. Приговор. Вышка.
— Единственный выход — все отрицать… — У Агаева был один тезис.
— Как это отрицать?! При чистосердечном признании у меня еще есть шанс! А так — хлоп! — крышка! — Он замолчал. — И жена… Сука! Отправит дочь в дом инвалидов… навсегда!
— Да, я все понимаю… — Агаев помолчал; заметил осторожно: — Но вот с Вахидовым, видишь, как все получилось?
— С Вахидовым?! — Бураков почувствовал угрозу. С ходу перешел на крик. — У Вахидова, действительно, было больное сердце. И он ничего не знал! А я здоров! Я все знаю! И даже больше, чем тебе кажется… И про Умара Кулиева! Так что там и Амирову башки не сносить. И тебе тоже!
Оба замолчали. Политологи на экране телевизора ненадолго стали слышны вновь, снова закуковали о своем…
Агаев заметил, стараясь выглядеть спокойным, даже беспечным:
— Как раз это я и сказал генералу. И ты знаешь, что он мне ответил? «В камере можно и от геморроя концы отдать. У Буракова он наверняка есть! Не бывает полных людей без геморроя…» Так что думай! Только не очень долго!
Агаев поднялся, потрепал Буракова по плечу, пошел к выходу.
Телевизор продолжал работать. Бураков подошел, машинально переключил программу.
— Я не помешала, Тура Саматович? — спросила Гезель, войдя в кабинет. — Сейчас такое было на почте! Приемщица сразу заметила «Срочно. Правительственная»… А когда дочитала до конца, где вы просите немедленно приостановить исполнение приговора, у приемщицы будто начались схватки… — Гезель использовала сравнение из близкой ей сферы. — Старшую вызвала. Потом управляющий прибежал. Передо мной как раз сдавала почту начальник канцелярии облпрокуратуры. Только я отошла, они начали шептаться!..
— Это — ничего, — успокоил Тура. — Довиденко узнает о телеграмме раньше, чем ее получит.
В приемной зазвонил телефон. Гезель взяла трубку, шепотом сказала Туре:
— Он уже знает!
Тура снял трубку.
— Довиденко. Срочно приезжай!
— Это что — приказ?
Довиденко сбавил гонор:
— Да, ладно тебе. Просьба. Тут какие-то телеграммы в Москву. Надо посоветоваться. Машина есть? А то я пришлю свою.
Туре не пришлось ждать в приемной. Помощник Довиденко кивнул на дверь, и Тура, ни на секунду не задержавшись, вошел в кабинет. Несколько работников сидели за приставным столом. Туру ждали — потому что, едва он появился, все молча и быстро удались.
— Напоминает великий исход, — кивнул он на дверь.
— Скорее — приход Великого Инквизитора, — Довиденко убрал в стол какие-то бумаги.
— Ты что? Детально знаком с делом Умара Кулиева? — жестко приступил Довиденко.
Тура пожал плечами:
— Дело-то в Москве!
— И с заключением Прокуратуры для отдела помилования?
— Я думаю: решение о помиловании — прерогатива Президиума Верховного Совета…
— «Он думает»… — презрительно сказал Довиденко. Чуть отвернувшись, он набрал по телефону какой- то номер, тот оказался занят. Довиденко нетерпеливо снова принялся крутить диск.
— Ну, что вы там разболтались, телефон занимаете… — крикнул он кому-то. — Зайди! И захвати наблюдательное по Умару Кулиеву… — Довиденко снова развернулся к Туре. — Ты видел его заявление из тюрьмы?
Тура молчал.
