высадить в бестию три тяжёлых свинцовых пули.
Ух, ёпт, ну и ну… — не сумев как-то более вразумительно прокомментировать случившуюся ситуацию, во время последовавшего недолгого затишья в наступлении нечистой силы буркнул Гоша. — Ещё б чуток и спарринга было бы не избежать. Ты, конечно, понимаешь, кто б кого? — саркастически протянул боец, пытаясь таким образом, этакой шуткой, вывести меня из состояния шока, ступора. А я, словно вкопанный, стоял, не шевелясь, весь бледный как мел и тупо вперил взгляд в обезображенное тело афганца, валяющееся в полутора метрах от нас. Я коротко кивнул, не в состоянии хоть как-то оценить тонкость Гошиного юмора. Да я толком и не слышал, не понял, о чём он, а кивнул чисто машинально.
Ну-ну, дружище, очнись же ты! — Гоша протянул левую руку и потряс меня за плечо. — Всё нормально, ленту заправил, и теперь у нас вновь ящик свинца наготове, видишь? На всех хватит, не пройдут, демоны! — Гоша постучал ладонью по пулемёту, точно как отец, хвалящий своего сынишку за хорошие отметки в школе, нежно, но весьма по-мужски, хлопает того по спине. Я повернул голову, взглянул на тот самый 'ящик свинца' и, надо сказать, начал понемногу приходить в себя.
Ещё через час, даже чуть больше, в пять пятнадцать, после непрерывной обороны оконного проёма начал подходить к концу уже второй ящик патронов. Гоша выглядел уже весьма и весьма измотанным, а фонарь светил всё более и более тускло, но и оставалось-то нам продержаться ещё часа с два. Смена пулемётной ленты, которая произошла в пять часов тридцать пять минут, на этот раз не преподнесла никаких неприятных сюрпризов, лента моментально была 'съедена' приёмным механизмом. Так что мне даже не пришлось вновь упражняться в стрельбе по живым мертвецам, благо последние позволили нам произвести замену, дав нам с минуту передышки. К шести часам потоки напирающих тварей начали набирать новую интенсивность. Во-первых, они, понимая, что скоро рассветёт, так или иначе вынуждены были уже начинать поиски затемнённых убежищ, коим, безусловно, являлся и наш особняк. Во-вторых, гора трупов, за эти несколько часов превратившаяся в настоящую лестницу для подъёма к окну, значительно упрощала тварям этот самый подъём. Теперь уже они чуть ли не забегали по этой горе вверх, к окну, чуть ли не по двое за раз пытаясь прорваться в дышащее в их сторону свинцом окно. Гоша, точно робот, станок, машина, без каких бы то ни было осечек выполнял свою, поистине мужскую, работу. Он убивал в минуту по четыре, пять, шесть, а то и десять афганцев, тратя на одного от одной до двух пуль. Максимум по две! Только благодаря этому мы ещё и были живы, благодаря столь экономичному расстрелу боеприпасов. Но в половину седьмого, когда небо за окном (а выходило окно именно на восток) уже начало подавать первые признаки приближающегося утра, начался настоящий ад! Было такое ощущение, что вокруг нашего оплота мы собрали какое-то невероятное количество афганцев, что будто бы они, словно чуя в буквальном смысле нужду истреблять всё живое вокруг себя, физически не могли оставить неприступный форт в покое и бежать дальше, куда глаза глядят, в поисках этого самого живого. Они всё лезли, лезли и лезли. Вероятно, они не брезговали и падалью, и жрали своих же убитых собратьев, в немереных количествах заполнявших пространство под этим самым треклятым окном. Очевидно также, что новые твари сбегались к нашему домишке со всей округи, то ли на грохотание пулемётных выстрелов, то ли на позывные, на рёв себеподобных. Скорее всего, так оно и было, что наша, теперь уже в буквальном смысле, крепость собрала вокруг себя и приняла удар от абсолютного большинства тварей, движущихся на север по ленинградскому направлению. Я был уверен, что перебив не один десяток тварей, мы уже спасли множество людских жизней от участи быть разодранными на куски, а если ещё и выживем, то спасём и весь континент, нужно только доставить в Норвегию раздобытые высокой ценой данные! Конечно же, не мы, Гоша перебил их. Гоша уже герой, но лучше бы ему быть героем при жизни.
В окне ни на секунду не переставали появляться безобразные тела, а тем временем третья, последняя лента патронов подходила к концу. Гоша заметно нервничал, то и дело окидывая взглядом ящик с патронами. Всерьёз заволновался и я, пересчитав беглым взором то, чем мы ещё располагали. Три гранаты, девять рожков к АКМ, четыре пистолета и по три полных обоймы к каждому, лампа… В шесть сорок восемь мы уже утопали в гильзах, которые заполнили всё вокруг. Грохотание выстрелов перемешивалось с высоким звоном сыплющихся на пол гильз. Такая канонада просто сводила с ума, грани между реальностью и ощущением пребывания в ужасном аду из какой-нибудь мистической компьютерной игры готовы были в одночасье размыться, заставив нас потерять волю. Но ведь оставалось ещё совсем немного! Совсем чуть- чуть, продержаться бы, а там уже солнышко испепелит нехристь почище любого крупнокалиберного орудия. Последние двадцать пулемётных выстрелов прозвучали в шесть пятьдесят девять. 'Лампу!', — что было мочи проорал Гоша, и я врубил нашу ультрафиолетовую спасительницу и надежду. Блёклый, весьма неинтенсивный свет разлился перед нами. Тем временем в комнате вновь собралось с десятка полтора чудовищ, столпившихся прямо у дверного проёма. Они ревели на разный лад, не в состоянии пока переступить сжигающую их несовершенную кожу ультрафиолетовую границу. Мы с Гошей стояли напротив, в каких-то четырёх метрах, почти лицом к лицу с хищными бестиями, которые невероятно сильно действовали на психику своим леденящим кровь видом, воем и рёвом, впавшими мутными глазами, полугнилыми ртами с редкими зубами и хищным оскалом. Свет лампы мерцал, готовый в любую секунду позволить афганцам сорваться с мест и со всей своей свирепостью изорвать нас до неузнаваемости, а затем сожрать. Гоша, не выпуская автомат из правой руки, левой взял из вещмешка на полу гранату. Посмотрел на меня. Но я лишь бормотал что-то невнятное себе под нос и не мог собрать мысли в кулак, чтобы хоть как-то вразумительно отреагировать на его то ли вопрос, то ли предупреждение. Он выдернул чеку и швырнул гранату поверх голов афганцев вглубь комнаты. В последнюю секунду я сообразил ничком повалиться на пол и, уткнувшись головой в стену, что было сил, прижал к ушам ладони и широко разинул рот. Взрыв. Два афганца, стоявших непосредственно у дверного проёма, взрывной волной были брошены прямо на нас. Но Гоша был уже тут как тут: в двух тварей он выпустил половину рожка, обеих угрохал точно в голову. Из глубины комнаты, очухавшись от взрыва, начали подаваться на нас ещё два-три выживших мертвеца. Я не выдержал и тоже, правда более беспорядочно, начал поливать их очередями из своего АКМ. Получилось! Двоих я угрохал самолично, третьего же, изрешечённого мной в торс, прибил точным выстрелом в голову ветеран. После я поднёс всё более тускнеющую лампу на метр вперёд, поближе к двери. Новые бестии, начавшие наполнять комнату, с рёвами отступали назад по мере 'давления' на них ультрафиолетом. Вновь комнатка была битком заполнена смрадными телами. Успел посмотреть на часы: семь часов четырнадцать минут. Небо на горизонте, просматривавшемся сквозь ужасные тела, уже совсем посветлело. Лампа же стала моргать, уже на одну-две секунды стирая невидимую границу. Монстры, чуть подаваясь вперёд, тут же, в момент, когда лампа вновь окатывала их нетерпимым светом, отскакивали назад, при этом истошно ревя во всю глотку. 'Назад!' — взревел уже Гоша. Я отпрыгнул на два шага назад и плюхнулся на пол. Вторая из трёх оставшихся гранат влетела в проём. Прогремел взрыв, и вновь ошмётки плоти вылетели из двери. Я молниеносно вскочил и схватил лежавший рядышком автомат. Из комнаты через секунду же выскочил афганец. Двумя свинцовыми потоками из дул моего и Гошиного автоматов он, а за ним и ещё двое были отправлены на тот свет. Всё! В семь сорок четыре блеснул первый луч солнца и, попав в окно, ознаменовал собой конец ада! За окном мы слышали множественные истошные вопли в азарте осады нашей крепости не успевших убежать восвояси афганцев, сгорающих живьём. В маленькой, а также в большой комнатах первого этажа находилось ещё с десяток бестий. Лампа погасла окончательно. Гоша, заменивший за считанные секунды, в течение которых я поливал проём свинцом, уже четвертый рожок, точными выстрелами размозжил последние четыре головы тварей, что в отчаянии и безвыходности одновременно, расталкивая друг друга, ломанулись на нас. Всё было кончено. В окно больше никто не лез, да и не смог бы этого сделать. Мы победили. Из большой комнаты, окно которой точно также выходило на восток, доносились предсмертные вопли, истошные крики бестий, которые были не в состоянии укрыться от проникающих в голый оконный проём лучей утреннего солнца. Они больше не представляли для нас никакой угрозы, и им было уготовано сдохнуть через несколько минут, изжаренным благословенным светом самой
