— Нет, — ответила та и, придерживаясь за спинку дивана, пошла к ванной. От таблеток болел желудок; внизу живота жгло, как огнем, — видимо, застудила мочевой пузырь.
Ванная представляла собой узкую комнату с выложенным черной и белой плиткой полом. Верхнюю часть стен украшали фасонные деревянные панели, остальные поверхности были выложены белым кафелем. Над раковиной висела аптечка с кривым зеркалом на дверце и фотографией Сибил в рамке. Лена сравнила свое отражение в зеркале с изображением Сибил и поняла, что выглядит лет на десять старше, несмотря на то, что снимок был сделан примерно за месяц до смерти сестры. Левый глаз у Лены заплыл, царапина под ним ярко алела и причиняла сильную боль. Губа рассечена посредине, на шее царапины и ожерелье из синяков. Ничего удивительного, что ее душит кашель и с трудом удается говорить.
— Лена? — опять раздался голос Нэн.
Она открыла дверь в ванную, чтобы Нэн не беспокоилась.
— Чаю хочешь?
Лена уже хотела было отказаться, но, решив, что выпить чаю будет полезно для горла, кивнула.
— С мятой или так? «Тамми минт» или «Слили бэр»?
Лену разобрал смех: это ж надо — после всего случившегося они с Нэн стоят в ванной и обсуждают, чай какой марки лучше заварить.
Нэн улыбнулась:
— Ладно, я сама решу. Ты, может, хочешь переодеться?
Лена все еще была в тюремных шмотках — их ей выдачи вместо ее собственной одежды, которую забрали в качестве вещественных доказательств.
— У меня остались вещи Сибил — так что, если хочешь… — Они, кажется, одновременно поняли, что им обеим будет не по себе, если Лена наденет что-то из вещей сестры. — Или возьми пижаму, как раз впору тебе будет, — предложила Нэн.
Войдя вслед за хозяйкой в спальню, Лена увидела над кроватью снимки Сибил, а на подушке — ее плюшевого медвежонка — еще с детства любимую игрушку.
Нэн посмотрела на Лену и, ни слова не говоря, направилась к платяному шкафу. Та следила за ней удивленным взглядом, стараясь понять, что она намеревается делать.
Тем временем Нэн встала на цыпочки, пошарила на верхней полке и достала небольшую деревянную шкатулку.
— Это мне папа подарил, — пояснила она, открывая крышку. Внутри на фигурной бархатной подушечке лежал маленький пистолет «глок», а рядом — полностью снаряженный магазин.
— И зачем он тебе? — У Лены вдруг возникло непреодолимое желание подержать этот пистолет в руке — просто чтобы ощутить его тяжесть. Она не прикасалась к оружию с тех пор, как ушла из полиции.
— Отец подарил… после смерти Сибил.
Лена поймала себя на мысли, что ничего не знала о семье Нэн.
— Он тоже коп. Как твой отец.
Лена с удовольствием прикоснулась кончиками пальцев к холодному металлу.
— Я даже не знаю, как им пользоваться, — продолжала Нэн. — Терпеть не могу оружие.
— Как и Сибил… — заметила Лена. Нэн, конечно же, знала, что их отец, Келвин Адамс, был застрелен.
Нэн закрыла шкатулку и протянула ее Лене:
— Возьми себе. Может, с ним тебе будет безопаснее.
Лена прижала шкатулку к груди, а Нэн, с облегчением вздохнув, направилась к комоду. Выудив оттуда бледно-голубую пижаму, обернулась к Лене:
— Это, конечно, не твой стиль, но она чистая.
— Спасибо. — У Лены даже слезы на глаза навернулись от такой заботы.
Нэн вышла, прикрыв за собой дверь. Лена хотела было запереть ее на ключ, но решила, что Нэн может обидеться. Она села на кровать и, открыв шкатулку, провела пальцем по вороненой стали. Не сумев преодолеть желание взять пистолет в руку, нащупала магазин и вставила на место. Гипсовая повязка на левой руке мешала, и, когда она попыталась оттянуть затвор, чтобы загнать патрон в патронник, пистолет чуть не выпал из руки. Лена чертыхнулась и несколько раз нажала на спусковой крючок, чтобы услышать, как он щелкает.
По привычке Лена извлекла из пистолета магазин, перед тем как уложить обратно в шкатулку, потом с трудом переоделась в пижаму. Ноги болели так, что ей не хотелось даже шевелить ими, но она помнила, что движение — лучшее обезболивающее.
Когда она вошла в кухню, Нэн разливала чай. Взглянув на Лену, она едва удержалась, чтобы не рассмеяться, а Лена, в свою очередь, чуть не расхохоталась, увидев темно-синюю мультяшную собачку, вышитую на кармашке пижамы.
— Ой, прости, — хихикнула Нэн. — Ты такая смешная в этом наряде.
Лена слабо улыбнулась и сразу же почувствовала боль в нижней губе. Шкатулку с пистолетом она поставила на стол. И хотя из-за больной руки оружие пока что было бесполезно, с ним как-то спокойнее.
Нэн застенчиво улыбнулась:
— Знаешь, он тебе больше подходит, чем мне.
Лена ощутила некоторую тревогу и решила прояснить ситуацию:
— Я не лесби, Нэн.
— Ох, Лена, да даже если б ты была лесби, сомневаюсь, что хоть кто-то сможет заменить твою сестру!
Лене совсем не хотелось говорить о Сибил: вспоминать о ней сейчас, здесь — это значит вовлекать ее во все происходящее. Мысль, что Сибил могла узнать, что с ней случилось, Лену ужаснула, и впервые в жизни она обрадовалась, что сестры нет в живых.
— Уже поздно, — заметила Лена, бросив взгляд на висевшие на стене часы. — Прости, что тебя во все это втянули.
— Да ладно тебе, не стоит беспокоиться! Хоть какое-то разнообразие — уже далеко за полночь, а я не сплю. Обычно-то я, как старуха, заваливаюсь в полдесятого. Что мне без Сибил…
— Пожалуйста, — перебила ее Лена. — Я не могу о ней говорить. Не сейчас, не здесь.
— Давай-ка сядем. — Нэн приобняла Лену за плечи и хотела было усадить, но та не двинулась с места. — Лена?
И вдруг ощутила, что боль куда-то уходит — будто рухнули какие-то барьеры. Вдохнув полной грудью, она поняла, что плачет. Слезы текли неудержимым потоком, освобождая душу и очищая тело.
Нэн прижимала ее к себе, успокаивая, утешая, и так они и стояли, обе в слезах, посреди кухни.
Четверг
Глава пятнадцатая
Рон Флетчер выглядел прямо как дьякон в церкви: каштановые волосы аккуратно зачесаны набок и смазаны блестящим гелем, чтобы не распадались, костюм с иголочки, будто для интервью на телевидении или важного собеседования. Джеффри по телефону попросил его зайти в участок побеседовать о Чаке Гейнсе. Судя по исходящему от него запаху, Флетчер — заядлый курильщик. И это была не основная из его пагубных привычек, если принять во внимание то, что они обнаружили в его шкафу в офисе службы безопасности.
— Доброе утро, мистер Флетчер, — приветливо поздоровался Джеффри, усаживаясь за стол
