захотела ее сейчас? Ведь я и в ранней своей юности пренебрегала сверстниками, меня всегда тянуло к сильным зрелым мужчинам…»
«Вот природа и взяла свое! – мне казалось, я слышу чей-то язвительный шепот. – Чего не захотела испытать в юности естественным образом, то испытывай сейчас неестественно. И то, что прежде дало бы веселую радость, теперь обернулось горестными слезами…»
Но так или иначе, все эти размышления немного успокоили меня. Приближалось время обеда. Но мне, конечно, не хотелось есть. Я заперлась у себя. Я думала, что за мной все же пришлют слугу, но нет, меня не беспокоили. Почему-то мне было как-то неловко выйти, показаться Селии. Хотя я была уверена, Чоки не скажет ей.
Я сидела на постели, усталая от размышлений и переживаний. Мне было стыдно, неловко, тягостно. Вдруг в дверь постучали. Это был сильный, резкий стук. В нем я почувствовала какую-то угрозу. Странно, но я не поняла, кто это, и по-настоящему, до сердечного сжатия, испугалась.
Снова настойчиво постучали. Затем толкнули дверь.
Я быстро поднялась с кровати.
– Я сейчас открою…
– Скорее! – раздался повелительный голос моей дочери.
Я испугалась еще сильнее. Что могло случиться? Чоки? Но что с ним?..
Едва я отворила дверь, как Селия резко ворвалась в мою маленькую комнату. Она показалась мне какой-то жесткой птицей, резко обрушившейся на меня. Жестким было ее платье, рукава…
Ее мои янтарные глаза мрачно горели, решимость застыла в ее чертах. Да, она стала женщиной.
Она схватила меня жесткими сильными пальцами за плечи и затрясла с силой.
– Я ненавижу тебя!.. Я не хочу тебя видеть! Убирайся отсюда!.. – Сквозь зубы бросала она. Неужели Чоки мог сказать ей?
– Селия! – растерянно забормотала я. – Почему? Что случилось?..
– Не думай, что если он молчит, то я ничего не знаю. И не смей мучить его! Не смей пользоваться его благородством! Мать!.. – злая язвительность больно ударила меня. – Похотливая кошка! Вон отсюда!..
Я ничего ей не ответила. А что я могла ответить? Я только закрыла лицо руками и заплакала. Она отпустила меня. Но не смилостивилась.
– Можешь реветь, если это тебе так нравится! Меня ты этим не тронешь! Убирайся сейчас же. Сию минуту. Я приказала тебе. Вели заложить карету и уезжай сейчас же. Ну!
– Что ты ему скажешь? – я почти шептала сквозь слезы.
– Это моя забота. А ты убирайся! Я поняла, что говорить бесполезно.
– Велю заложить карету.
– Можешь говорить громко. Его нет дома.
Куда она додумалась его услать? К кому-нибудь из друзей? Почему он ушел, оставил меня? Ведь он такой чуткий. Нет, он просто на ее стороне. И это естественно.
Я подошла к двери.
– Эй! – раздался жесткий окрик за моей спиной. – Собери свои тряпки!
Но я уже немного пришла в себя.
– Этот дом тебе не принадлежит, – но слез я все-таки сдержать не могла, – Этот дом принадлежит моему другу. Эту комнату я сейчас запру и вернусь, когда захочу.
Она ничего не ответила, только постукивала носком туфельки нетерпеливо. И в ее молчании было презрение.
– Выйди, я запру дверь, – сказала я.
Она передернула плечами и вышла. Я погасила свечу и заперла дверь на ключ. Затем мы вышли во двор. Она шла за мной, словно конвойный, охраняющий заключенного. Я попросила кучера заложить карету.
– Что-то случилось? – спросил он, – Куда вы едете, донья Эльвира?
– Нет, не тревожься, ничего не случилось. Просто мне срочно нужно отправиться к доктору Пересу. Но ничего не случилось, никто не болен.
Я предупреждала его вопросы. Мне казалось, что даже в полутьме я различаю ядовитую улыбку Селии. Я была почти счастлива, когда карета выехала со двора и привратник запер ворота. Могли слуги о чем-то догадаться? Но мне уже было все равно.
В карете на меня нашло какое-то устало-ироническое настроение.
«Ну вот, – думала я, – все, как предсказал Николаос, только с точностью до наоборот. Моя дочь стала женщиной, настоящей женщиной. Но из этого совсем не следует, что она поняла меня. Она ведь стала совсем не такой женщиной, как я. А может быть, для Николаоса все женщины одинаковы? – но тут мои мысли приняли серьезное направление, – Вернется Николаос, он наверняка привезет Ану. Я должна буду помочь ему. Ведь он хочет спасти эту девочку. Своими неуместными страстями я усложнила все отношения. Теперь придется все объяснять Николаосу… Что объяснять? И как? Ведь есть пределы и его терпению и пониманию…»
К счастью, Перес обрадовался моему неожиданному приезду. В пути я окончательно успокоилась и сочинила, как мне казалось, вполне правдоподобную версию.
– Я просто сбежала, – сказала я ему, – ночью, чтобы избежать объяснений. Лучше жить в полном
