одиночестве, чем в одном доме с влюбленной парой. Они смотрят сквозь меня, словно я воздух. Мне захотелось побыть рядом с живым человеком, с тобой. Пока не вернется Николаос. (Перес знал, что Николаос уехал по торговым делам.)
– Да, – покачал головой Сантьяго, выслушав меня, – слишком заботливой матерью тебя не назовешь.
– А кого назовешь? – я почувствовала, что теряю терпение. – С каких это пор мальчишки учат взрослых женщин материнству?! Все так и рвутся поучать меня! Николаос, ты, даже Чоки! Что по-вашему такое «мать»? Женщина, которая не знает страстей, не спит с мужчинами? У вас такие матери были? Тогда как же они вас родили – непонятно! А я, как могла, всегда заботилась о своих детях. Я, если хочешь знать, сумела спасти им жизнь! И нечего поучать меня!
Перес расхохотался и поднял руки.
– Ну убедила! Фурия материнства! Я сдаюсь! И не поужинать ли нам уж кстати?
– Поужинать! – согласилась я все еще сердито, но не выдержала и расхохоталась.
Глава сто шестьдесят восьмая
Прошло несколько дней. Из дома – никаких известий. Я совершенно успокоилась. Даже с изумлением думала, что за наваждение на меня нашло – зачем я бросилась к Чоки с этими своими нелепыми предложениями… Глупо! Я чувствовала себя виновной перед Селией. Зачем я испортила ей это первое, самое милое время семейной жизни. Конечно, она уже забыла… А, впрочем, почему я так думаю, что забыла? Конечно, помнит. И переживает, мучается. Я должна попросить прощения. Но как? Вдруг приехать, вернуться? Но они не звали меня. Нет уж, придется просто ждать. Вернется Николаос, они позовут меня. И тогда я просто попрошу прощения. Ведь я люблю их обоих, и Селию и Чоки. Они мои дети. Я скучаю без них. Я поступила дурно, а разве есть люди, которые никогда не поступают дурно, не поддаются страстям? Они оба еще совсем молоды, не знают, но они поймут…
Миновала еще неделя. Я отвлекала себя любовью с Пересом и занятиями медициной. Наконец вернулся Николаос. Но он не прислал за мной, сам приехал к Пересу.
Как я соскучилась по Николаосу! Никогда, ни по какому любовнику, ни по какому мужу я так не скучала! Потому что искренний и верный друг – это друг, что бы там ни толковали о любви!
Он обменялся несколькими фразами с Пересом и заторопил меня, как бы шутя.
– Скорее, донья Эльвира, я хочу видеть вас дома.
– Вижу, ты соскучился, – сыронизировал Сантьяго.
– Да, Сантьяго, не обижайся на меня за этот скоропалительный отъезд, но мы и вправду соскучились друг о друге, – сказала я.
Едва мы остались наедине в карете, я спросила Николаоса:
– Ты привез Ану?
– Да, – коротко ответил он.
– Где она?
– В комнате, где прежде жила Селия.
– Как восприняли ее приезд Селия и Чоки? Он пожал плечами.
– Разве они не дали тебе знать? – спросил он.
– Нет, – я похолодела, – О чем?
«Господи! Неужели они уехали? Куда? Из-за меня? Я больше не увижу их?»
– Нет, нет, ничего страшного не случилось! – он заметил мое отчаяние. – Я просто не хотел лишних объяснений. Как бы я объяснил приезд Аны? Где бы я спрятал ее от них? Дом, который я для них купил, еще не отделан. Поэтому я заранее, еще до отъезда, уладил с одним из моих торговых клиентов их маленькое путешествие в Альгамбру. Это чудесное место, мавританские дворцы. Мы с Чоки там были однажды. Там им есть где остановиться. Пусть у них останутся хорошие воспоминания о медовом месяце. А вернутся и как раз смогут обосноваться в своем новом доме.
У меня немного отлегло от сердца. Значит, они уехали не по моей вине. Но все равно видеть меня они, конечно, не хотят.
– Ты так спокойно говоришь, Николаос. Как будто все уже улажено и Ана спасена…
– Я не сомневаюсь, что все так и будет.
– А они даже не узнают?
– После, не сейчас. Все будет хорошо. И ты мне поможешь.
Я кивнула, чувствуя, как слезы подступают к горлу. Николаос и это заметил.
– Что с тобой, янтарная женщина? Кто обидел тебя? – спросил он чуть шутливо.
Я уже не могла сдержаться и заплакала.
– Это я обидела…
И кусая губы, всхлипывая, я все рассказала Николаосу, моему другу. Я чувствовала, он пожалеет меня, не станет презирать.
– Что же мне делать? – спрашивала я с надеждой на то, что Николаос, как всегда, все уладит, отыщет выход, – Простят ли они меня?
– Я думаю, простят, – мягко произнес он, помолчав. – А ты – их?
– Я – их?! Но ведь это я виновата перед ними, только я.