глазами, показывая Катерине, что со мной можно быть откровенной.
– Вы о Константине, стало быть, знаете, – спокойно сказала Катерина. – Нет, не в нем дело. Просто если я не вернусь, я умру здесь. Здесь все чужое.
– Кто та женщина, которую сопровождает русский? – спросила я.
– Не знаю, – Катерина вздохнула. – Я не понимаю ее языка. Константин понимает, но не говорит мне. Она очень больна. Ваш сын, должно быть, знает, кто она. Он говорил с ней.
Что же это все значит? Почему здесь замешан Брюс? Не связано ли все это каким-то образом с королевой Франции? Что ж, я расспрошу его. Но тут мысли мои обратились к другим предметам.
– «Катерина» и «Константин», – это ведь греческие имена? – спросила я девушку.
– Нет, русские.
– Что же они означают по-русски?
– Ничего. Разве имена могут что-то значить? Имена – это имена. Младенца приносят в церковь, и поп дает ему имя того Святого, который приходится на день крещения.
– А такие имена ты знаешь: «Андреас», «Николаос»?
– Знаю, знаю, – она чуть подалась вперед и оперлась кулачками о колени. – Только вы неверно говорите. Надо – «Андрей», «Николай».
Я вспомнила, что наставником Николаоса и Чоки был некий московит Михаил, сын Козмаса.
– И имя «Козмас» есть у русских?
– Вы знаете много русских имен. Только выговариваете все неверно. Надо – «Кузьма», – она горестно вздохнула. – Это имя моего отца.
– А «Михаил»? Лицо ее омрачилось.
– И это русское имя. Так звали моего господина. Боярин Михаил Турчанинов.
Мне не хотелось, чтобы она вновь вспоминала обо всем том страшном, что пережила с этим человеком. Я поспешила отвлечь ее.
– А почему вас, русских, называют «московитами»?
– Наверное, потому что столица нашего царства – большой город Москва. У моего господина там дом. – Она вдруг подняла руку, согнутую в локте, сложила пальцы щепотью и перекрестилась.
Я видела, как крестились Николаос и греческий священник. Было очень похоже.
– Ваша вера – греческая? – спросила я. – Потому и имена у вас греческие?
– Нет, – она посмотрела на меня своими ясными глазами. – Наша вера – русская и имена у нас – русские.
– Но ваши святые – греки?
– Нет, – она заговорила мягко и видно искренне желала просветить меня. – К нам веру принес Святой Андрей, апостол Христа. Мы – первые христиане.
Она говорила по-прежнему мягко, но уже с гордостью.
– Однако сам апостол, судя по его имени, был греком, – попыталась возразить я.
– Но ведь это русское имя. Я уже сказала вам, – ответила она с прежней мягкостью и терпением.
– Значит, он был русским?
– Да, как может быть иначе!
– Так. А кем же был Христос? – вырвалось у меня.
– Сыном и посланником Божиим, – кротко отвечала она и снова перекрестилась.
Это, конечно, был чудесный ответ, и можно было дальше не спрашивать. Сафия с легкой улыбкой следила за нашим богословским диспутом.
Уже тогда начал для меня проясняться странный и удивительный характер русских. Во-первых, их вера в нелепости и в свое первенство неколебима. Во-вторых, они способны упорно и даже с каким-то злым и тупым упорством твердить, что белое – это черное. И самое интересное, что в конце концов каким-то непостижимым образом окажутся правы. И в-третьих, им безразличны страдания конкретного человека, будь-то даже собственные страдания, ибо в сравнении с понятием их о русском святом православном царстве эти страдания – ничто. И вот именно поэтому я утверждаю, что русские – великий народ и когда- нибудь силой, нет, не своего оружия или своего множества, но силой своего бесправия и твердостью своей веры в свое первенство, они завоюют если и не весь мир, то, во всяком случае, значительную его часть.
Глава сто восемьдесят четвертая
Я отправилась в комнаты, которые занимал Брюс. Мне было позволено ходить на мужскую половину дома.
Брюс обрадовался моему приходу. Он выглядел здоровым, веселым и оживленным. Он извинился передо мной за то, что в последнее время мы так редко виделись.
– У меня много дел, мама. Но скоро мы отплываем.
– Брюс, – начала я, – кое-кто в этом доме рассказал мне кое о чем. Я мало знаю здешние порядки, но я уверена, что ты никого не выдашь.
– Не может быть сомнения! Но о чем, собственно, идет речь. Это дом моего друга, здесь мы в полной
