— Сначала я подумал было, что это новый помощник садовника.
— Исключено. Мои работники дисциплинированы. Они охраняют вас незаметно и никогда не позволили бы себе своим присутствием помешать вашим творческим размышлениям.
Профессор Трот опять почувствовал, как сильно он не любит полковника. Однако он спокойно ответил:
— Как обычно, вы правы, полковник. Это не был ни помощник садовника, ни садовник, ни один из ваших дородных дворников, ни кто-либо из персонала моей лаборатории.
— Простите, профессор, — Трот заметил, что полковник изучающе смотрит на него. — Насколько я помню, тогда был рассвет, серый рассвет. Вы вышли на террасу, а он стоял метрах в пятнадцати от вас около куста роз «Рамзес».
— Поражаюсь вашей памяти, полковник Хоган.
— Во всяком случае, вы не могли видеть его лица. Персонал лаборатории постоянно сменяется, вы не знаете этих людей.
— Сказать вам, почему я утверждаю, что это был человек извне?
— Это меня, пожалуй, заинтересовало бы, — улыбнулся полковник.
«Я скажу ему, скажу, хотя он мне все равно не поверит, но наконец-то оставит меня в покое», — подумал Трот и ему стало веселей, когда он представил себе озадаченную физиономию полковника.
— Видите ли, — сказал он очень тихо. — Ни у моих ассистентов, ни у ваших людей нет ореола.
— Простите, чего?
— Ореола.
— Не понимаю, — полковник совершенно растерялся.
— Ну чего-то вроде светящегося диска вокруг головы. Тонкой световой оболочки.
— Вы смеетесь, профессор.
«А сейчас он зол, в самом деле зол», — подумал Трот и это доставило ему явное удовольствие.
— Я, полковник, никогда не шучу, почти никогда. — Он глядел уже не на Хогана, а в окно на горы, которые серели в предвечерних сумерках.
— Это невозможно, профессор. У людей не бывает ореолов.
— Во всяком случае, у большинства людей, — поправил Трот и подумал, что теперь-то полковник наверняка выйдет из кабинета.
Однако Хоган не вышел. Он некоторое время стоял молча, потом приблизился к письменному столу и, глядя на профессора сверху, спросил:
— И что вы тогда сделали?
Трот на мгновение замялся.
— Крикнул: «Подождите минутку» — и пошел в лабораторию, чтобы взять со стола фотоаппарат.
— Да. Действительно. Это слышал один из моих… скажем так — наших сотрудников. И дальше что?
— Увы, ничего. Когда я вернулся с аппаратом, в саду уже никого не было.
Только теперь Трот заметил, что Хоган покраснел.
— В саду никого не было, профессор. Вы шутите. Замешательство… Рапорт начальству… — его голос делался все более глухим. — Лаборатория охраняется так, что все рассказанное вами исключено, абсолютно невозможно. Там никого не могло быть ни с ореолом, ни без ореола!
— Вы пытаетесь меня переубедить, полковник?
«Еще немного, и я смогу выкинуть его из кабинета», — подумал Трот.
— Но, профессор, подумайте: ореол! Это же ребячество. — Хоган сел в кресло, обхватив голову руками.
«Гладиатор, гладиатор, которому приказано думать», — Трот взглянул на Хогана бесстрастно, как на актера на телевизионном экране.
— Вы типичный рационалист двадцатого века, полковник Хоган, — сказал он. — Вы убеждены, что все, что оставалось выяснить на этом свете, уже выяснено, а остальное — сказки.
— Но, профессор…
— Да. Именно так. Но на таких людях, как вы, держится наша цивилизация, — добавил Трот тише, а потом еще долго неподвижно сидел за столом, когда шаги Хогана уже стихли в коридоре. И только тогда заметил, что в углу комнаты, у книжного шкафа, стоит человек с ореолом.
Лизи пришла, как обычно, в полдень.
Трот знал, что когда-нибудь она не придет, однако считал, что вероятность этого пока чрезвычайно мала. Он немного работал утром, и его стол был завален бумагами. Лизи собрала разбросанные по ковру обрывки вычислений и только тогда уселась напротив него. Она нажала клавиш радиоприемника, и когда кабинет наполнили звуки скрипок, тихо сказала:
— Похищены Топс и Мюлер.
— Откуда ты знаешь? — спросил он так же тихо.
— От человека Хогана.
— Думаешь, теперь моя очередь?
— Не исключено, — сказала она спокойно, совершенно спокойно, и Троту это не понравилось.
Игра скрипок становилась все громче. Он слушал их, вертя в пальцах карандаш.
— Размышляешь, был ли смысл начинать все это? — спросила она.
— Нет. Это уже пройденный этап. Решение принято. Я принял его, когда впервые говорил с тобой. Помнишь?
— Я думаю, да. Что касается новых формул, то я, как обычно, вложила их во второй том собрания сочинений Эйнштейна. Запомнишь?
— Да, конечно.
— Ты должен успеть. Это важнее всего. Эти формулы уже непосредственно ведут к синтезу антиматерии. Слышишь?
— Да.
— Ну и прекрасно, — улыбнулась она. — Когда ты их обработаешь, наше дело будет закончено.
— Наше дело… А ты уверена, Лизи, что это именно…, что это как раз то, чего мы хотели?
— Я тебя не понимаю. Откуда вдруг эти сомнения? Ты же знаешь, я тебе много раз говорила, что антиматерия — это ключ к подлинно современной технике.
— Конечно, но, например, Хоган… — Что Хоган?
— Он и антиматерия. Представляешь себе?
— Я тебя не совсем понимаю. Хорошо, пусть Хоган. Такой же, как и множество других. Даже более порядочный.
— Знаешь, Лизи, ты живешь здесь уже столько лет, и, несмотря на это, мне порой кажется, что ты приехала сегодня… — он осекся и начал внимательно слушать сообщение, сменившее скрипичный концерт
«А теперь передаем комментарии. Переданное сегодня утром сообщение об исчезновении в течение последних суток пяти физиков-атомников вызвало некоторое беспокойство. Иоахим Рид, рассматривая этот вопрос на страницах „Up and Down“, утверждает, что, несмотря на тщательные поиски, на след исчезнувших напасть не удалось. Особо сенсационно выглядит исчезновение доктора Топса. Ученый исчез во время работы из своего усиленно охраняемого кабинета. Один из сотрудников Топса, Доуэлл, который первым обнаружил его отсутствие, утверждает, что нашел на столе еще дымящуюся трубку и разбросанные записи. Когда через несколько минут он вернулся в кабинет с начальником охраны, ни трубки, ни бумаг уже не было…»
— Я это выключу, — сказала Лизи и нажала клавиш. — Пять человек, и все в один день. Это многовато. Видимо, они получили какие-то новые данные. — Она взглянула на Трота. — Не принимай этого близко к сердцу. В худшем случае на ежегодном съезде атомников в Торопе будут присутствовать одни пенсионеры. Я поеду туда в качестве… хм… твоей вдовы…
— Без глупых шуток, Лизи.
— Ты не любишь, когда тебе говорят правду. Это характерно для твоей эпохи.
