сегодня у нас бал-маскарад. Так будет еще веселее, правда?
В ответ раздался согласный хор нервных восклицаний.
— Держись поближе ко мне, — сказала Демарш Дженни, распахивая двери.
Деррик, оттесненный в угол салона, где грохотал в стиле техно-бит какой-то старый шлягер, увидел, как появилась Демарш в окружении пятнадцати самых красивых на планете женщин. Они выступали в такт рокочущему басу.
Он разинул рот перед этой недоступной красотой, остро ощутив свою финансовую несостоятельность.
Эх, будь он богат… Тут он увидел ее. Блондинка, зеленые глаза, высокая — обалденная, словом. Через микропроцессор у себя в голове он запросил диспетчера: <глянь на список демаршевских кобылок, блондинка, пять девять>
<сейчас> Блондинка скромненько вышагивала за Демарш. И где только старушенция берет таких красоток?
Девушка вежливо отшивала подходивших к ней мужиков. Стало быть, она не простая шлюха. «Лошадка», наверное.
<блондинка с такими данными не значится, новенькая, должно быть> Она подняла к искусственному небу ясный, ни на чем не сосредоточенный взор. И Деррику Тренту показалось, что какая- то его часть отваливается прочь, точно обгоревшая кожа…
…и он понял, что хочет ее, чего бы это ни стоило. Он стал проталкиваться к ней.
В это же время Дженни увидел другой. Он был в маске и загодя получил приглашение на демаршевское шоу. В отличие от Деррика Трента он вполне мог заплатить двадцать тысяч за вход.
Он разглядывал девушку, пока Демарш обхаживала то одного гостя, то другого. Его сознание автоматически потянулось к ней, но он сдержал себя.
Да, вот как ее зовут. Дженни. «Лошадка». Телепатка, как и он, но не настолько сильная. Он пригладил свои черные волосы и поправил маску. Чувство подсказывало ему, что эта Дженни — нечто особенное. Нельзя допускать, чтобы Демарш с ним заговорила, нельзя встречаться с девушкой на таких условиях.
Его время еще придет.
Мысленно он привлек к себе какую-то женщину, одну из греховного множества. Звали ее Элизабет. Он оглянулся через плечо на Дженни и с улыбкой взял сознание Элизабет в свое, как кусок угля в руку. Он стиснул в пригоршне ее убогий умишко и ослабил хватку. Он посмотрел ей в глаза, видя все, что есть у нее в голове, и то, что он сам поместил туда потехи ради:
Он отпустил ее и тихо отошел в другой угол.
Деррик, подойдя ближе, расслышал слова Демарш:
— О, сенатор, как вы кстати! — Она краем глаза приметила полицейского и сперва приняла его за обычного безбилетника, но ее помощница опознала его и вычислила его связь с полицейским капитаном, который успел уже употребить не меньше трех девочек из тех, кого она держала для обычного секса. Трент терпеливо околачивался поодаль, пока она приветствовала более значительных гостей.
Я его нисколько не интересую, поняла она вскоре, — однако сенатор впрыснул себе стим под самым носом у Трента. Чертов легавый подключен — возьмет еще и запишет всю сцену для потомства и для пользы своего банковского счета. Обернувшись к Дженни, она кивнула на Трента.
— У тебя появился поклонник.
— Нищие меня не интересуют, — пожала плечами та.
— Пожалуйста, уведи его от меня. Сплавь подальше и сразу возвращайся.
Дженни, нахмурясь, ухватила за руку изумленного Трента.
— Эй ты, пошли потанцуем.
С виду он был ничего, но танцор никакой. Ему бы сбавить фунтов двадцать — поменьше налегать на пончики в патрульной машине.
— Как тебя звать? — прокричал он.
…И говорить с ним не о чем. Она не ответила, покачиваясь в такт грохочущей музыке.
Он придвинулся поближе, проделав довольно сложный маневр, и положил руку ей на плечо.
— Я спросил, как тебя звать? Она стряхнула его руку.
— Это не «Ласкай меня». Это другая мелодия. Он смотрел на нее, раздраженный и зачарованный одновременно.
— Ты красивая.
— Угу. А ты легавый.
— Разве тебе не нравятся парни с оружием? Для защиты, к примеру.
— Ну и от чего же ты нас сегодня защищаешь?
— Да так. Услуга вышестоящему офицеру. Пригодится по службе.
Он хлопнул ее по плечу, и она неохотно обернулась.
— Я так понял, ты здесь работаешь?
— Допустим. В данный момент сверхурочно.
— Ну и как тебе? Здесь, я хочу сказать.
— Ничего, на жизнь хватает. — И она посмотрела ему в глаза, пресекая дальнейшие расспросы.
— Дженни, — произнесла Демарш позади. Все, пора работать.
— Пока, ковбой, — бросила она через плечо.
Демарш увела ее в один из множества отдельных номеров. Приглушенный ритм музыки утих совсем, когда Демарш закрыла за ними звуконепроницаемую дверь. Эта глухая изоляция вызвала у Дженни первый приступ мандража, всегда одолевавшего ее перед сеансом.
Демарш включила свет, и Дженни увидела стандартную ездовую обстановку: две низкие кушетки с обилием подушек и набор наркотиков на серебряном подносе. Тонкий, как вафля, терминал с двумя дисплеями — осциллоскоп, как называла его Дженни, с наушниками для нее и для клиента. Нейронный интерфейс.
Демарш, стоя у закрытой двери, сказала:
— Разденься, пожалуйста.
А вот это уже не по стандарту. Совсем не по стандарту. Клиентам «лошадки» тело ни к чему. Они проникают к ней в мозг через интерфейс и разделяют с ней ее сознание в реальном времени. И ее, Дженни, всегда хотят, потому что она красивая.
— Зачем это? — …красивая и доступная, как может быть доступна только «лошадка», хотя она и занимается «этим».
— Через полминуты сюда войдут пятьдесят тысяч кредиток. Если они не увидят того, что хотят, они выйдут, — с холодной улыбкой пояснила Демарш. — Давай-ка произведем хорошее первое впечатление. — Она ждала. Дженни колебалась. — Не думаешь же ты, что им нужна обычная процедура?
Гонорар в десять раз больше обычного — а от нее, как видно, потребуют в миллион больше. Стоит ли одно другого? Дженни всегда ценилась высоко. Люди хотели получить доступ в ее мозг и дать волю своим грязным мыслям, питаясь ее эмоциями. Потом остается черный осадок, остаются следы гнусных фантазий