Круг одного

— их не смоешь, как сперму нежелательного партнера. Она терпела все это за плату — но так еще никогда не было…

Демарш посмотрела на часы и подошла к подносу.

— Не хочешь расслабиться немного?

Дженни покачала головой. Наркотики с ездой не совмещаются.

В дверь постучали — тихо, но настойчиво.

Ты пришла к Демарш потому, что она может тебя защитить. Раздвинь ноги и сделай «это». Такова цена безопасности.

Помнишь свой последний опыт «на воле»? Этот псих хотел побывать в женщине изнутри — так он сказал.

А потом — сюрприз! Он зарядил револьвер одной пулей, вложил ей в руки, заставил покрутить барабан, приставить револьвер к собственной голове, чтобы ощутить ее страх — страх женщины, ненавидящей оружие. Изнутри.

Заставил ее спустить курок. Клик! Что, сука, страшно?

Второй раз. Да, тебе страшно — до тошноты, так, что обоссатъся можно.

Третий раз. Странное чувство на краю гибели. Как будто она способна уничтожить его в то самое время, когда ее палец снова жмет на спусковой крючок, когда она подходит все ближе к собственной смерти.

В то самое время, когда она знает, что револьвер выстрелит, если она спустит курок в четвертый раз.

Демарш смотрит на Дженни. <вели хлое прийти в комнату номер семь> С новичками никогда не мешает подстраховаться.

Пятьдесят тысяч. Дженни быстро расстегнула блузку, сбросила юбку. Сняла трусики.

Демарш открыла дверь.

— Матильда! А это, наверное, Эдуардо, да?

Они вошли, и Демарш убавила свет. Матильде на вид не меньше семидесяти — кожа на лице натянута так туго, что она смахивает на увешанную драгоценностями горгулью. Они с Демарш облобызались — Матильда при этом опустила свою черную полумаску.

Эдуардо массивен, не меньше шести футов двух дюймов ростом, у него скульптурные мускулы, и он смазлив до отвращения. Старая кляча со своим мальчишечкой. У Дженни возникло нехорошее предчувствие.

— А это Дженни, — проворковала Демарш, мысленно отдав команду прибавить свет у Дженни над головой — так, самую малость.

Эдуардо ухмыльнулся. Матильда обошла Дженни кругом, царапнув ее голые плечи своими острыми ногтями.

— Демарш, — сказала она, закончив осмотр, — ты превзошла саму себя. Правда, Эдуардо?

Эдуардо расстегнул липучку на своих очень тесных брюках. Его внушительный аппарат находился в полной готовности. Матильда погладила его своими скрюченными пальцами.

— М-мм, как славно. Она нам подходит, Демарш. Подходит.

<не надо хлою — пусть возвращается в салон >, передала Демарш по сети.

Вот паскудство! Матильда, держа Эдуардо за член, подвела его к Дженни, заставила ее расставить немного ноги, чтобы потереть головку о ее белокурые завитки.

— Ну что, начнем? — спросила Матильда. Демарш посмотрела на Дженни. «Это последний шанс, — говорил этот взгляд. — Ты знаешь, что будет дальше». До прихода в «Рай» Дженни миллион раз задавала себе вопрос, насколько мерзко «это» может быть.

Это очень плохо, Джен. Так же плохо, как в четвертый раз спустить курок. Такова цена безопасности.

— Надеюсь, у него все прививки сделаны. — Слабая попытка увильнуть. Матильда смеется.

— Это «Рай», дорогая. Кто хочет рискнуть, идет в Южный Централ.

Дженни покорно села на кушетку. Демарш задержалась у двери:

— Если еще что-нибудь будет нужно — зовите. Матильда улеглась на другой кушетке и надела наушники. Дженни взяла свою пару, ожидая, когда техника заработает. Эдуардо, здоровенный, как слон, начал снимать рубашку, не сводя глаз с Дженни.

Дженни легла. Для «лошадки» она сильная, но ей, как и всем «лошадкам», необходима нейротехника для лучшей передачи и усиления природных телепатических способностей. Это не то что обмениваться информацией, записанной на компьютерный чип.

Это лучше. Гораздо лучше.

Она закрыла глаза, чтобы не видеть Эдуардо, чтобы отогнать вкус желчи во рту, и стала ждать, когда сменится фаза.

…когда в нее войдут…Она затаила дыхание, и старухино дыхание подключилось к ней. Мысли у Матильды были сухие, как опилки. Дженни посмотрела на соседнюю кушетку, на дряхлое тело Матильды, исполняющее теперь лишь самые необходимые жизненные функции.

Матильда засмеялась у нее в голове.

Снова стать молодой — какое чудо! Руки Дженни двинулись от грудей вниз, к бедрам. Мне нужно исследовать это тело, дитя.

Эдуардо, склонившись над ней, поцеловал ее в губы и провел языком по шее. Матильда вскрикнула в экстазе, как током ударив ее.

Эдуардо вложил ей палец между ног, проверяя, готова ли она к этой пародии на страсть.

Но она не была готова.

Он начал ласкать ее, и Матильда, взвизгивая, заставила ее выделить шелковистую влагу, раздвинуть ноги перед Эдуардо, Матильда кричала: трахни меня, трахни, трахни! и Эдуардо лег на нее…

Снова! Плохое повторяется снова! Чужой запах в ноздрях… Дженни оказалась в самом темном углу своего сознания. Волосы подлиннее, тонкое, как лоза, тело, не такое тяжелое, но еще более настырное, то, что он намерен сделать, бьет колоколом в мозгу, горячее дыхание Эдуардо на шее, его тяжесть сверху…

Стоит заплатить столько, чтобы снова стать молодой, — твердит Матильда, подтягивая колени Дженни к груди.

Я плачу тебе за это, сука, раздвинь ноги…

Нет! Мне плохо!

Я плачу тебе за это! Но то, плохое, сильнее, страх сильнее. Его не одолеть.

…пересекается какая-то черта, и что-то с хрустом надламывается в ней, сотрясая ее до основания. Инстинкт побуждает Дженни бороться, помешать Эдуардо в последний момент. Она выскальзывает из-под него, скатывается с кушетки. Инстинкт сохранения чего-то большего, чем она сама…

Ты моя! Я тебя купила! — гневно пролетает по ней. Дженни тянется к прибору, преодолевая сопротивление своего тела — собственные мускулы не повинуются ей.

Не надо, не делай этого, я хочу его! НЕТ!

и голос Матильды уходит, превращаясь в слабое эхо, — Дженни выключает прибор, изгоняя Матильду из своей головы.

Двинув коленом в пах Эдуардо, она хватает свою одежду. Эдуардо рвет блузку из рук.

Матильда начинает шевелиться, сжимает руками свои морщинистые ляжки, подтягивает колени к груди, стонет…

Дженни, шатаясь, выходит из комнаты.

Он увидел, как она влетела в салон, точно из пушки. Увидел и улыбнулся под своей маской. Сквозь порванную блузку виднелось голое тело. Он открыл ей свое сознание, напрягаясь, чтобы расслышать ее среди невнятных чужих мыслей, — и внезапно обрел ее. В один миг он узнал все ее тайны, под напором