Рабидовски подогнал машину к дренажной канаве и выключил зажигание. Они с Родейлом вышли и направились по дороге вниз, мимо бескрайних скошенных полей. На горизонте виднелись фермерские домики, но единственным зданием поблизости был притулившийся у дороги магазин Инга. Туда они и направились.
На полках громоздились груды свежих овощей и фруктов, в которых озабоченно рылись несколько покупательниц с корзинами. Полицейские подошли к человеку в кожаном фартуке, стоявшему возле пирамиды румяных яблок.
– Полиция, – Рабидовски достал удостоверение.
Человек вежливо улыбнулся.
– Чем могу быть полезен?
Рабидовски расстегнул куртку. Оба они были в штатском. Родейл никогда не работал с Бешеным Псом, но знал, что в деле тот творит чудеса.
– Мы ищем Фрица Сапперстейна, – объяснил Родейл. – Нам сказали, что он здесь работает.
Человек нахмурился:
– Это я. В чем дело? Я давно уже завязал.
– Мистер Сапперстейн, не буду вилять. Прошлой ночью одной женщине отрезали голову и подложили вместо нее тыкву. На тыкве отпечатки ваших пальцев. Как вы можете это объяснить?
Сапперстейн моргнул, переводя взгляд с одного полицейского на другого. Под пиджаком Рабидовски ясно вырисовывался пистолет. Наконец он сказал:
– Я покажу вам кое-что. Это здесь, за дверью.
Родейл кивнул:
– Только без шуток.
У выхода Рабидовски легко придержал Сапперстейна за руку. Вышедший следом Родейл увидел пятисотакровое поле, засаженное тыквами.
– В последние десять дней мы собрали их тонн десять. Вы помните, что вчера был Хэллоуин?
Рабидовски выпустил его руку и посмотрел на Родейла.
– Дайте мне портрет, и я, может быть, смогу его вспомнить, хотя шансов очень мало. Повторяю, тут побывало не меньше тысячи покупателей. Но я никого не убивал.
Рабидовски убрал руку из-под пиджака.
14.11
В Ванкувере не было конных из Конной полиции. На лошадях ездили только полицейские Ванкуверского отделения.
Когда пришел вызов, в офисе в Стенли-парке дежурил сержант Скотт Бартелми. Сразу за офисом располагались стойла, и запах бумаги и чернил вытеснялся стойким ароматом конского навоза. Было тихо, кроме случайного фырканья и стука копыт. Даже черно-белый кот Бандит, устав играть с клочком соломы, улегся на окне.
Сержант Бартелми повесил трубку и издал стон. Он работал здесь уже давно и помнил, какой шум поднялся после применения конных полицейских для разгона толпы обкурившихся хиппи на Мэйпл-стрит в 1971-м.
15.46
Демонстрация началась мирно, но неорганизованно. К собравшимся на Робсон-сквер подходили зеваки – в основном женщины-служащие, возвращавшиеся после ланча. Несколько женских организаций, устроившие митинг, сами не ожидали такого резонанса. К трем часам на площади собралось до семи тысяч человек.
Несколько активисток устанавливали громкоговорители на ступенях старого суда. Другие держали плакаты:
В 15.11 две женщины лет сорока в синих джинсах и высоких кожаных сапогах растянули между двумя колоннами здания суда картину. На ней был изображен мужчина с мускулами Шварцнеггера, но без головы. В левом углу помещалась дама пик, срисованная с диснеевского мультфильма, изо рта которой выходила фраза: 'Голову долой!'
В 15.15 собравшиеся женщины начали скандировать одно слово; Казалось бы, они осуществляют законное право на свободу собраний, но само это слово и еще два обстоятельства изменили все к худшему.
Одним из обстоятельств было то, что в тот же день в десяти милях собрались на ежегодный чемпионат по футболу до 10 тысяч мужчин, большинство из них пьяные. В какой-то момент те, кто читал утренние газеты, – а таких было довольно много, – начали скандировать:
Через минуту этот клич подхватили трибуны:
– Охотник – четыре, женщины – ноль!
К несчастью, матч транслировали по радио, и на заднем фоне отчетливо слышались крики. Одной из тех, кто их услышал, была женщина по имени Джоан Тристлуэйз, запертая в автомобильной пробке на Робсон-сквер. Она тут же ознакомила с услышанным одну из женских активисток, которая пробралась к микрофону и оповестила толпу. Шокированные известием, женщины начали скандировать:
