Когда снова настал день, астронавты продолжили работы по изучению Венеры. Отдыхая за круглым столом, часто вспоминали Шаповалова. Чаще других упоминал его имя Сандомирский, который лишь незадолго до смерти ученого понял, какими познаниями обладал астроном в своей области. Почти каждый вечер в салоне возникали разговоры о возвращении. Путешественники никак не могли успокоиться, что до сих пор не налажена связь с Землей.
Яхонтов вместе с Наташей и Владимиром приступили к ежедневным полетам на высоте 20–30 километров. Было решено произвести аэрофотосъемку поверхности Венеры.
С такой высоты объектив захватывал полосу местности шириной 125–150 километров. При средней скорости полета 800 километров в час и десятичасовом рабочем дне за одни земные сутки можно было снять площадь в 1200 тысяч квадратных километров.
Виктор Петрович придавал этой работе огромное значение и взялся за нее сам. Дело в том, что фотоплан не только имел самостоятельную научную ценность, но и был совершенно необходим для экспедиции из практических соображений. Лишь с его помощью можно было обнаружить без длительных разведок места, где имело смысл искать природное горючее. Как известно, каждые два соседних снимка, сделанных с самолета, образуют стереоскопическую пару, поэтому, рассматривая их в стереоскоп, можно отчетливо увидеть рельеф местности, а опытный геолог всегда в состоянии представить себе на таких снимках процессы, которые придают ту или иную форму поверхности планеты. Это, в свою очередь, позволяет судить о наличии тех или иных ископаемых на данном участке.
Ежедневно, ровно в девять часов утра, академик, бодрый и улыбающийся, поднимался по лесенке в кабину стратоплана, где его поджидали Наташа и Владимир. Пилот включал мотор, и серебристая птица, набирая скорость, стрелой неслась по волнам, а затем кругами взмывала к облакам.
Виктор Петрович лично следил за курсом, поправляя иногда Одинцова, и в нужные моменты включал фотоаппарат. Самая съемка производилась автоматически.
Таким образом за двенадцать дней, при регулярных полетах независимо от состояния погоды, удалось получить очень ценную карту поверхности Венеры на площади свыше 15 миллионов квадратных километров.
Теперь стало совершенно ясно, что большую часть планеты покрывала вода. Над необозримой гладью горячего океана поднимались отдельные острова и целые архипелаги. Континентов на Венере не было. Ракета оказалась у самого крупного из островов, обладающего довольно разнообразным рельефом. Значительная доля его поверхности приходилась на скалистую равнину, где среди лесов текли многоводные реки. Другую сторону острова занимали горы. Многие вершины терялись в облаках, поэтому горный район был отражен в фотоплане лишь частично. Недавняя авария послужила хорошим уроком, и Владимир уже не летал теперь над горами.
Не раз Владимир и Наташа просили разрешения опять подняться за пределы атмосферы, чтобы установить связь с Землей. Тоска по родине доходила до предела. Иногда казалось, что просто не хватит сил выдержать еще день разлуки. Особенно хотели услышать голос Земли молодые астронавты — Наташа и Владимир. В научном отношении связь тоже была необходима до крайности. Однако Виктор Петрович не хотел рисковать еще двумя участниками экспедиции и разрешения на полет за пределы атмосферы не давал.
— Вы сами убедились, как это опасно, — говорил он. — Вот если нельзя будет иным способом установить связь, тогда другое дело.
Во время полетов Наташа не отрывала глаз от визира, наблюдая поверхность планеты и стараясь найти признаки, по которым можно было бы распознать месторождение силанов. Она предполагала, что процессы образования гидридов кремния на Венере были аналогичны возникновению жидких углеводородов на Земле. Понятно, что речь в данном случае могла идти только о таких месторождениях, где силаны выступают на поверхность. Ни времени, ни средств для бурения скважин у астронавтов не было.
Зная, что многие силаны самовозгораются на воздухе, Наташа надеялась увидеть пламя горящих газов. Именно таким образом иногда проявляют себя горючие вещества на Земле. День проходил за днем, а никаких обнадеживающих признаков обнаружить не удавалось, хотя была просмотрена площадь, равная всей Европе. С каждым последующим рейсом лицо у Наташи вытягивалось все больше и больше.
Пока шла воздушная разведка, Красницкий и Сандомирский закончили постройку ветряного двигателя. Его установили на одной из высоких скал. Большой электродвигатель переделали на генератор, и Красницкий получил возможность разлагать воду с помощью электрического тока без ущерба для батарей ракеты.
Следя за работой оборудования, вырабатывающего кислород, Красницкий не оставлял попыток добиться получения синтетического горючего. На тот случай, если не удастся найти силаны, следовало иметь в запасе другие средства. Идеи возникали у него одна за другой, но практических результатов пока не было.
Много дней Красницкий увлекался проектом получать спирт из местных растений, обрабатывая древесину серной кислотой, которую можно было производить из сернистых соединений, в изобилии находившихся около вулканов. Спирт удалось получить, и он превосходно горел, но изготовить тысячи тонн горючего в течение года, не имея хорошо оборудованного завода, было невозможно.
Тогда Красницкий начал опыты с гремучим газом. Ввиду опасности таких экспериментов они были перенесены на берег. Эти исследования едва не стоили химику жизни. После того он перешел к опытам с другими, также сильновзрывчатыми веществами и соорудил лабораторию в одной из соседних пещер. Там частенько раздавались взрывы. Начальник экспедиции вмешался и категорически запретил опасные опыты.
Сам Виктор Петрович не унывал и прежде всего требовал от товарищей систематической и упорной работы. Он говорил, широко разводя руками:
— Горючее нам, конечно, нужно. И связь нужна. Но мы прилетели сюда, чтобы работать! Хороши мы будем, если вернемся и скажем: «Извините, пожалуйста! На Венере мы побывали, но ничего там не сделали!» Нет, товарищи! У нас еще будет достаточно времени заняться вопросом об отлете, а пока надо выполнять программу научных исследований.
Когда фотоплан был закончен, Виктор Петрович поручил Наташе и Владимиру продолжать геологические разведки, а сам занялся другим вопросом.
Это был необыкновенный человек. В три дня он прошел у Красницкого своего рода курсы по управлению подводной лодкой и в полном одиночестве отправлялся теперь в далекие плавания по морям Венеры. Он осматривал соседние острова, иногда даже опускался на дно, правда не на очень большую глубину, и наблюдал жизнь обитателей горячего океана. Потом он сидел за обработкой добытых материалов, брал пробы воды и препарировал пойманных животных.
Встречаясь по нескольку раз в день за круглым столом, академик отвечал на расспросы других астронавтов весьма уклончиво, но собеседники видели, что в его глазах временами появляется какое-то загадочное выражение. Часы пребывания академика за микроскопом всё увеличивались. Иногда он что-то напевал себе под нос, что служило признаком хорошего настроения и было совершенно непонятно в драматической обстановке жизни на Венере.
Наконец он заявил как-то после ужина:
— Ну, друзья, моя задача близка к разрешению.
— Первичные коацерваты? — спросила Наташа.
— Вы угадали.
— Где же вы их нашли, Виктор Петрович? В море или на болоте?
— Приходится сделать вывод, что переход от неорганических веществ к живым существам имел место одновременно в разных формах и условиях. Я вам сейчас кое-что покажу…
Важность вопроса, над которым работал академик, прекрасно понимали все его товарищи по экспедиции. Сообщение ученого не могло не взволновать присутствующих. И все отправились в лабораторию.
Первичные коллоиды, созданные из неорганических веществ, которые сначала возникли из углеводородов, а затем при включении в реакцию азота превратились в первичные белки, уже нельзя обнаружить на Земле. Она ушла по пути эволюции так далеко, а внешние физико-химические условия — то есть температура, давление, состав атмосферы, количество ультрафиолетовых лучей, интенсивность
