душно, от духоты клонило в сон, а узкая полоска неба над домами ещё много часов останется светлой. Достаточно времени, чтобы подумать, идти ли ему на праздник Каприкорна.
Зачем ему туда идти? Книгу он сможет выкрасть потом, когда волнение в деревне уляжется и все снова пойдёт как обычно. А Реза? Но что он мог сделать для Резы? Призрак заберёт её. Тут уж ничего не поделаешь. Тут уж никто ничего не сможет поделать, и Волшебный Язык в том числе, даже если он и сделает такую безумную попытку. Но он ведь даже не подозревает, что она там. А за дочку его беспокоиться нечего. Она теперь любимая игрушка Каприкорна. Он не допустит, чтобы Призрак причинил ей зло.
«Нет, я туда не пойду, – думал Сажерук, – что мне там делать? Помочь им я не смогу. Я могу ещё некоторое время отсиживаться здесь. Завтра на свете уже не будет Басты, а это чего-нибудь да стоит. Может, и я тогда уйду отсюда. Навсегда, чтобы никогда не возвращаться…» Нет. Он знал, что этого он не сделает. Пока книга здесь.
Фея опустилась на окно. Она с любопытством выглядывала в переулок.
– Не надо. Оставайся здесь, – сказал Сажерук. – Там за окном жизнь не для тебя, честное слово.
Она вопросительно поглядела на него. Потом сложила крылья и присела на подоконнике. Там она и осталась, словно не в силах сделать выбор между душной комнатой и свободой в чужом мире за окном.
ПРАВИЛЬНЫЕ СЛОВА
Именно это и было самым ужасным: тина преисподней обладала голосом и кричала, аморфный прах двигался и грешил, то, что было мёртвым и лишённым формы, присваивало функции жизни.
Фенолио все писал и писал, но листков, спрятанных под матрацем, не прибавлялось. Он всё время доставал их, что-то зачёркивал и вписывал, рвал один лист и клал на его место другой. Мегги слышала, как он тихо ворчит себе под нос:
– Нет, нет, нет! Это всё не то, пока не то.
– Ещё час-другой, и стемнеет, – с беспокойством сказала она наконец. – А если ты не успеешь?
Он раздражённо ответил:
– Я уже успел. Я уже десять раз все закончил. Но я не доволен тем, что сделал. – Он понизил голос до шёпота: – Тут столько вопросов! А что, если Призрак, покончив с Каприкорном, двинется на тебя, или на меня, или на пленников? И потом – вправду ли нет иного выхода, как убить Каприкорна? Что станется после этого с его молодцами? Их я куда дену?
– Куда денешь? Да пусть Призрак всех их убьёт! – шёпотом ответила Мегги. – А то как мы вырвемся отсюда и как мы спасём мою маму?
Фенолио этот ответ не понравился.
– Какая же ты бессердечная! – сказал он. – Всех поубивать! Ты видела, что среди них есть совсем ещё мальчишки? – Он покачал головой: – Нет, я вам не организатор массовых убийств, я писатель! Я должен всё-таки додуматься до бескровного решения.
И он снова начал писать, зачёркивать, снова писать… А солнце за окном опускалось всё ниже, пока его лучи не окаймили золотом вершины холмов.
Заслышав шаги в коридоре, Фенолио каждый раз прятал написанное под матрац, но никто так и не зашёл к ним взглянуть, что там старик царапает без продыху на белых листах. Баста-то сидел в склепе.
К скучающим часовым за дверью в этот день часто приходили. Судя по всему, в деревню посмотреть на казнь собрались и те приспешники Каприкорна, что несли службу в отдалённых местах. Мегги прижималась ухом к двери и слушала их разговоры. Голоса были возбуждённые, часто раздавался смех. Все радовались предстоящему представлению. Никто, похоже, не жалел Басту – наоборот, то, что сегодня вечером казнят бывшего любимчика Каприкорна, придавало зрелищу особую привлекательность. Конечно, говорили и о самой Мегги. Они называли её маленькой ведьмой, колдуньей, и, кажется, не все верили в её чудесную силу.
Что до палача Басты – Мегги не узнала о нём ничего нового по сравнению с тем, что ей рассказывал Фенолио и что она запомнила из чтения у Сороки. Это было немного, но при всяком упоминании его имени она слышала в голосах, доносившихся из-за двери, страх и благоговейный трепет. Призрак был знаком не всем – только тем, кто, как и Каприкорн, был родом из книги Фенолио, но, видимо, все были о нём наслышаны и воображали себе в самых мрачных красках, как он расправится с узниками. О том, как именно он убивает свои жертвы, имелись, судя по всему, различные мнения. Предположения, доносившиеся до Мегги, становились по мере приближения темноты все страшнее и страшнее. Наконец слушать ей стало невмоготу, и она присела к окну, зажав руками уши.
В шесть часов – часы на колокольне как раз начали бить – Фенолио вдруг отложил ручку и с довольной миной оглядел исписанную бумагу.
– Готово! – прошептал он. – То, что надо. Так всё получается. Всё будет прекрасно! – В нетерпении он подозвал Мегги и сунул ей в руки листок. – Читай! – сказал он, беспокойно глядя на дверь.
Плосконос как раз рассказывал товарищам, как они отравили у крестьян запасы оливкового масла.
– Это всё? – Мегги недоверчиво глядела на единственный исписанный листок.
– Ну конечно! Вот увидишь, больше ничего не нужно. Главное – найти правильные слова. Да читай же наконец!
Мегги послушалась.
За дверью раздавались взрывы хохота, и ей было трудно сосредоточиться на словах Фенолио. Наконец это удалось. Но не успела она дочитать первую фразу, как за дверью настала мёртвая тишина и в коридоре раздался голос Сороки:
– Что тут происходит? Посиделки на завалинке?
Фенолио поспешно выхватил у Мегги драгоценный листок и спрятал под матрац. Не успел он оправить простыню, как дверь отворилась, пропуская Сороку.
– Вот тебе обед, – сказала она Мегги, ставя на стол дымящуюся тарелку.
– А мне? – спросил Фенолио с наигранной беззаботностью.
Матрац немного сбился, когда он запихивал под него листок, и старик опасался, как бы Мортола этого не заметила. Но, к счастью, она не удостоила его даже взглядом. Мегги уже поняла, что Сорока считала его просто вруном да ещё, наверное, злилась, что Каприкорн был с ней в этом не согласен.
– Ты должна съесть все! – приказала она Мегги. – А потом переоденься. Одёжки у тебя безобразные, да к тому же заскорузли от грязи.
Она подозвала пришедшую с нею служанку, совсем молоденькую, на четыре-пять лет старше Мегги. Девочка, видимо, слыхала, что Мегги настоящая ведьма. На руке у неё висело снежно-белое платье, и она, стараясь не смотреть на Мегги, повесила его на дверцу шкафа.
– Не нужно мне это платье. – Мегги сердито отвернулась от Сороки. – Я надену вот это. – Она стащила с кровати свитер Мо, но Мортола вырвала свитер у неё из рук.
– Не говори ерунды. Каприкорн подумает, что мы надели на тебя мешок. Это он выбрал тебе платье, и ты его наденешь – или мы наденем его на тебя.
Я зайду за тобой, как только стемнеет. Умойся и причешись! Ты похожа на бродячую кошку.
Служанка снова боязливо протиснулась мимо Мегги, словно опасаясь об неё обжечься. Сорока торопливо выпихнула её в коридор и вышла следом.
– Закрой за мной, – бросила она Плосконосу. – И скажи своим дружкам, чтоб уходили. Ты здесь для того, чтобы караулить.
Плосконос со скучающим видом подошёл к двери. Мегги видела, как он, прежде чем захлопнуть её, скорчил рожу вслед Сороке.
Мегги подошла к платью и провела рукой по белой ткани.
– Белое, – пробормотала она. – Я не люблю ходить в белом. Псы смерти – белые. Мо рассказывал мне о них сказку.
– Да, красноглазые псы смерти. – Фенолио подошёл к ней. – Привидения тоже белые; а древним богам, жаждавшим крови, приносили в жертву только белых животных, как будто невинная кровь им больше по вкусу. Да нет же! Нет! – поспешно прибавил он, увидев испуганные глаза Мегги. – Конечно, Каприкорн ни о
