Инес в возмущении отодвинулась от Габриэля.
– Мы, женщины, лучше всех умеем хранить ваши постельные секреты. Вы самцы, самовлюбленные павлины. Вам необходимо хвастаться, вы лопаетесь от гордости, как олень-победитель в битве за самку.
Он пристально посмотрел на нее.
– Я про это и говорю. Ты выбрала любовника, который стал бы о тебе говорить. В этом была твоя нескромность.
– И поэтому ты ушел, не говоря ни слова?
– Нет. У меня была более серьезная причина.
Он засмеялся и сжал ее руку.
– Инес, быть может, ты и я появились на свет не для того, чтобы вместе состариться. Я не могу себе представить, как ты идешь за молоком в магазин на углу, а я в это время ищу газету, шаркая ногами, и мы заканчиваем день у телевизора с благодарностью за то, что мы живы…
Она не смеялась. Инес не одобряла фарс, разыгранный Габриэлем. Он уводил ее от истины. Почему они расстались после «Фауста» в Мексике? Почти двадцать лет…
– Не бывает истории без темных пятен, – промолвил Габриэль.
– А были темные пятна в твоей жизни за эти годы? – спросила она его с нежностью.
– Я не знаю, как назвать ожидание.
– Ожидание чего?
– Не знаю. Может, чего-нибудь, что бы сделало наш союз неизбежным.
– Фатальным, ты хочешь сказать?
– Нет, чтобы избежать фатальности.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я и сам не очень хорошо понимаю. Это всего лишь ощущение, которое пришло только сейчас, когда я вновь увидел тебя после стольких лет.
Он сказал ей, будто боялся, что любовь так изменит ее судьбу, что это будет уже не ее судьба, и – с эгоизмом добавил Габриэль – не его тоже.
– У тебя было много женщин, Габриэль? – спросила Инес насмешливо.
– Да. Но я не могу вспомнить ни одной. А ты?
Улыбка Инес превратилась в смех.
– Я вышла замуж.
– Я слышал. И кто он?
– Ты помнишь того музыканта, или поэта, или цензора, который приходил на репетиции?
– Того, с сырными лепешками?
Она засмеялась: того самого, лиценциата Косме Сантоса.
– Он растолстел?
– Растолстел. И знаешь, почему я остановила свой выбор на нем? По самой простой и ясной причине. Этот мужчина давал мне ощущение надежности. Не как тот агрессивный мерзавец, который, следует признать это, был настоящим stud, племенной жеребец, всегда готовый к сексу, и пусть тебе не рассказывают сказки, еще не родилась женщина, которая может против этого устоять. Но он не был и великим артистом, высшим эго, принявшим бы меня в творческий союз только для того, чтобы оставить меня позади, или оставить меня одну, во имя того самого, что должно было объединить нас, Габриэль, во имя чувственности, любви к музыке…
– И сколько продлился твой брак с лиценциатом Косме Сантосом?
– Ни минуты, – она поморщилась, но тут же сделала вид, что это от холода. – Ни секс, ни духовное общение нам не давались. Поэтому мы тянули пять лет. Он для меня ничего не значил. Но и не мешал мне. Пока его все устраивало и он не лез в мою жизнь, я его терпела. Когда он решил, что хочет играть роль в моей жизни, бедняга, я его бросила. А ты?
Они сделали уже полный круг по лесным аллеям Голландского парка и теперь шли по лугу, где несколько детей играли в футбол. Габриэль помедлил с ответом. Она почувствовала, что он что-то скрывает, нечто, что приведет его самого в большее смущение, чем ее.
– Ты помнишь, когда мы познакомились? – произнесла наконец Инес. – Ты был моим покровителем, защитником. Но тогда же ты меня покинул. В Дорсете. Ты оставил меня с искалеченной фотографией, с которой исчез юноша, в кого я хотела влюбиться. В Мехико ты снова оставил меня. Это уже дважды. Я тебя не упрекаю. Взамен я вернула тебе хрустальную печать, подаренную мне тобой на побережье Англии в 1940 году. Как ты думаешь, ты мог бы сделать мне сейчас ответный подарок?
– Возможно, Инес.
В его голосе звучало такое сомнение, что Инес продолжила с еще большим жаром.
– Я хочу понять. Это все. И не говори мне, что все было наоборот, что это я тебя бросила. Или что я была слишком доступна, и тебя отвратила именно эта кажущаяся чрезмерная легкость? Ты любишь завоевывать, я это знаю. Ты считал, что я слишком предлагаю себя?
– Никого в мире не было труднее завоевать, чем тебя, – произнес Габриэль, когда она снова вышли на проспект.
– Что?
Шум транспорта заглушил его ответ.
Они перешли улицу на зеленый свет и остановились перед вывеской кинотеатра «Одеон» на перекрестке с Эрлс-Корт-роуд.
– Как ты хочешь идти дальше?
– Эрлс-Корт-роуд слишком шумная. Пойдем. Тут рядом есть улочка.
До самой улочки доносились из кинотеатра звуки музыки, похожие на саундтрек фильмов о Джеймсе Бонде. В конце концов их взгляду открылся маленький парк, засаженный деревьями и отделенный решеткой от Эдвардс-сквер с ее элегантными домами, украшенными железными балкончиками, и окруженном цветами пабе. Они вошли, сели и заказали пива.
Габриэль сказал, оглядевшись по сторонам, что это местечко – настоящее убежище, а в Мехико он испытывал противоположные чувства. Там не было укрытия, все было таким беззащитным, человека можно было уничтожить мгновенно, без предупреждения…
– И ты покинул меня там, зная все это? – прошептала она, но в ее голосе не было упрека.
Он взглянул на нее прямо.
– Нет. Я спас тебя от чего-то похуже. Было нечто более опасное, чем страшная угроза жить в Мехико.
Инес не осмелилась спросить. Если он не понимает то, о чем она не может говорить в открытую, то ей тем более стоит молчать.
– Я хотел бы сказать тебе, о какой опасности идет речь. Но правда в том, что я и сам не знаю.
Инес не возмутилась. Она почувствовала, что он не лукавит, произнося эти слова.
– Я только знаю, что нечто во мне самом не позволяло просить тебя стать навсегда моей женой. Против моего желания, ради твоего блага. Было именно так.
– И ты даже не знаешь, что было причиной, почему ты мне не сказал?…
– Я люблю тебя, Инес, я хочу, чтобы ты всегда была со мной. Будь моей женой, Инес… Я должен был сказать это.
– Ты и сейчас это не скажешь? Я бы согласилась.
– Нет. Даже сейчас.
– Почему?
– Потому что еще не случилось то, чего я боюсь.
– Ты не знаешь, чего боишься?
– Нет.
– А ты не боишься, что то, чего ты боишься, уже произошло? А случилось, как раз то, Габриэль, что ничего не случилось?
– Нет. Я клянусь тебе, что оно еще не произошло.
– Что именно?
