десятка полтора действительно самодеятельных обществ, созданных жителями
(мещанами, крестьянами) без всякой команды сверху — от «взаимного кредита» до
«покровительства животным».
От старой России много чего осталось, но похоже, что люди просто не хотят знать,
какой она была на самом деле. Вместо того, чтобы эмоционально дискутировать о
степени её «цивилизованности», логичнее было бы просто посмотреть, как решались
в её законах те или иные вопросы, были ли вообще сколько-нибудь заметные отличия
от других стран в сфере, например, свободы предпринимательства, финансового и
административного права и т.п. Огромное по объему, логичное и тщательно
детализированное законодательство империи наглядно свидетельствует, что она была
совершенно нормальным европейским государством, стоявшем вполне на уровне своего
времени, а по ряду вопросов выглядевшим даже «прогрессивнее» многих из них. Но,
судя по крайней редкости обращения как к корпусу российских законов, так и
вообще к массовому материалу (скажем, судебной практике), желающих в этом
убедиться весьма мало.
Впрочем, когда дело касается создания мифологического образа, игнорируются даже
вполне очевидные общедоступные факты, а обычные для всякого государства вещи
подаются как российская специфика. И хотя давно уже знакомиться с достоверной
информацией о старой России не возбраняется, и в последние годы появилось немало
серьезных и обстоятельных работ, освещающих реалии её бытия, существенных
сдвигов в общественном сознании не произошло, и представления об основных
чертах, создавших своеобразие Российской империи: особенности территориального
роста, положение её среди европейских стран, характер политического режима,
состав её элиты остаются в рамках «тоталитарной» парадигмы.
Вот почему представляется важным, во-первых, обратить внимание именно на эти
особенности реально-исторической России, во-вторых осмыслить масштабы и
последствия радикального слома российской государственности большевиками,
проследив основные обстоятельства, обеспечившие полный разрыв государственной и
историко-культурной преемственности между ней и советским государством, и, в
третьих, очертить те факторы «постперестроечного» общественного сознания и
политических тенденций современности, которые воспрепятствовали восстановлению
традиций российской государственности после формальной отмены коммунистического
режима.
Совокупность этих обстоятельств позволяет констатировать, что существующее ныне
образование под названием «Российская Федерация» — не Россия в
государственно-историческом значении этого слова: в том смысле, что оно не
является продолжателем исторически существовавшего российского государства и не
имеет к нему никакого отношения. Только об этом и идет речь в настоящей книге,
поскольку, разумеется, территорию РФ продолжает населять в основном то же самое
в этническом плане население, основу которого составляет русский народ,
сохраняющий основные свои генетические черты, на её территории господствует
русский язык, а в культурной сфере сохраняются отдельные черты русской культуры
предшествующих столетий.
Российская империя как реальность.
В настоящее время хорошо заметно, что в словаре демиургов общественного мнения
«имперское сознание» (на практике применяемое исключительно к российской
государственности) превратилось в популярный символ зла, оно часто даже
выступает в качестве первопричины всех других зол. На всякое же упоминание
империи в положительном смысле следует реакция: «Ну ведь все империи
когда-нибудь рушатся» (аргумент восхитительной наивности: отдельный человек
гарантированно помирает в ещё меньший срок, а какой-то смысл в своем
существовании ухитряется находить).
Впрочем, если агитация против одной империи в пользу другой понятна (как говорил
Ницше, «тщеславие других не нравится нам тогда, когда идет против нашего
тщеславия») и имеет смысл, то борьба с имперским сознанием как таковым дело
достаточно безнадежное. Тому, что может в принципе претендовать на имперскость,
оно присуще имманентно, а тому, что заведомо не может — вовсе не свойственно.
Империи рушатся, конечно (имеющее начало, имеет и конец), но до этого существуют
многие столетия. А когда рушатся, им на смену приходят другие. Более того,
гибель одних империй есть необходимое условие для создания новых.
В обиходе термин «империя» столь же расплывчат и неопределенен, как, например,
«интеллигенция». Но вообще-то на практике он равнозначен понятию «великая
держава», соответственно империализм и великодержавность практически синонимы.
Понятно, что это, как минимум, государство, вышедшее за пределы этнических
границ, имеющее некоторое ядро и подвластные территории. Можно по вкусу
добавлять какие-то ещё признаки, но они, кажется, вовсе не обязательны, потому
что империи могут иметь самую разную структуру, систему власти, состав, порядок
национальных отношений и т.п.
Собственно, вся человеческая история есть история возникновения, борьбы и гибели
разнообразных империй. Ни одному государству ещё не удавалось стать великой
державой, не будучи империей, т.е. оставаясь моноэтничным и в пределах своей
изначальной территории. Создание империй есть результат свойственного всему
живому стремления к экспансии, поэтому нет ничего более естественного, чем их
создание и гибель в борьбе с подобным же стремлением другого организма. Даже
относительно небольшие страны, в силу разных обстоятельств получившие вдруг
некоторые преимущества, непременно пользовались ими для экспансии. Португалия, в
конце XV в. первая освоившая путь на Восток, Голландия, создавшая в XVII в.
наиболее многочисленный в Европе флот, Швеция, превратившая после Тридцатилетней
войны и до начала XVIII в. Балтику в свое озеро, — на несколько десятилетий
становились вровень с первыми государствами Европы.
Хотя идеология имперская и националистическая и противоположны по смыслу и духу,
но едва ли можно сказать то же самое о национальной и имперской
государственности. Прежде всего потому, что без первого не бывает второго, одна
перетекает в другую и обратно. Фундамент любой империи чаще всего составляет
национальное ядро, вокруг которого затем и строится империя. Главная империя
наших дней — США, хотя и имеет как бы вторичный характер, прошла классический
путь территориальной экспансии от объединения узкой полоски образований на
Восточном побережье до контроля над сопредельными океанами. Несмотря на завоз
негров, отвоевание у Мексики огромных территорий, населенных «латиносами»,
