Я велел ему быть в постоянной готовности — вдруг что-то изменится? Он поблагодарил меня за потраченное время. Расставшись с Северусом, я наткнулся на Карлоса Фанданго, который чистил фонарный механизм.
— Ты послал письмо своему пурпурному приятелю? — спросил он, продемонстрировав, как работает механизм.
По словам Фанданго, он требовал постоянного ухода, чтобы фонарь не мигал или, хуже того, совсем не погас. Это было самой тяжкой провинностью для смотрителя.
— Он на совещании по лидерству в Малахите Приморском, — солгал я: если Фанданго окончательно остановится на Берти, он не станет интересоваться другими потенциальными поклонниками, — но я запросил название его отеля. Может быть, завтра.
— Отлично! Ты видел Кортленда? Он хотел с тобой о чем-то поговорить.
Разузнав, где искать Кортленда, я вышел из города на большой луг, где стоял второй по ранжиру восточнокарминский «форд-Т» — пикап, куда более потрепанный, чем седан, если только это было возможно. Вмятины на кузове столько раз выправлялись молотком, что он походил на кожуру печеной картошки, а шины были самодельными, из кусков бросовой резины, умело сшитых при помощи нейлоновых нитей. Фанданго объяснял, что этот «форд» используется для борьбы против шаровых молний. В грузовом отделении на специальной шарнирной стойке был закреплен в полной боевой готовности мощный арбалет, с медным гарпуном.
Рядом с машиной в шезлонге сидел Кортленд. На нем был твидовый костюм в елочку. Сбоку от Кортленда стоял небольшой стол с чашкой чая и печеньем. Чуть поодаль какой-то серый смотрел в бинокль на Западные холмы. Они с Кортлендом, вероятно, получали тройную оплату. Поведение обычной молнии можно было легко предсказать, но шаровая была вещью в себе. Наша команда в Нефрите теряла по молниеборцу почти каждый год. Неприятная работенка.
— Рад, что смог прийти, — сказал Кортленд. — Чаю?
— Нет, спасибо.
— Ну, как знаешь. Престон, мой подчиненный, обалденно его заваривает. Да, Престон?
— Да, господин, — пробормотал тот, не отрывая взгляда от горизонта.
— До того как при каком-то скачке запретили езду верхом, — продолжил Кортленд, — для охоты за молниями использовались лошади. Прекрасный спорт, как говорят, хотя я не верю, что им удалось поймать хоть одну. Это непросто — бросать гарпун на полном скаку, а заземляющие провода все время запутывались между лошадиных ног.
Он негромко фыркнул, затем повернулся ко мне с недовольным видом.
— Томмо говорит, ты не заказал для нас лишний экземпляр линкольна, хотя он устроил тебе поездку в Ржавый Холм.
Я пожал плечами.
— Это нелегко — заказать лишний экземпляр так, чтобы отец не заметил.
— Конечно нелегко, — злобно сказал Кортленд. — Было бы легко, я бы напряг Томмо или достал бы сам.
— Молния! — воскликнул Престон, быстро откладывая бинокль и склоняясь над уровнем, закрепленным на деревянной треноге.
Мы уставились на горизонт. К нам медленно двигался сверкающий белый шар. Кортленд отложил чашку, взял секундомер и планшет.
— Азимут двести шестьдесят два градуса, — объявил Престон, — угол возвышения тридцать два.
Кортленд записал цифры и нажал на кнопку секундомера.
— Пошел! — сказал он и повернулся ко мне. — Так как ты собираешься расплачиваться? Есть у тебя что-нибудь еще? Или мне записать услугу на твой счет?
— У меня есть счет?
— А как же! Причем с отрицательным балансом, потому счет заводится не бесплатно. Стоп!
Секундомер отсчитал десять секунд.
— Азимут двести шестьдесят семь градусов, угол возвышения тридцать шесть, — сказал Престон. — Думаю, она на большой высоте и движется быстро, командир.
— Спасибо, я лучше сам определю. — Кортленд поколдовал с картонным счетным прибором, потом объявил: — Движется быстро, на большой высоте. Приземлится где-то возле Большого Кирпичного, если не погаснет раньше. Так вот, — снова обратился он ко мне, — чтобы расплатиться, ты снова отправишься в Ржавый Холм и соберешь там столько ложек, сколько сможешь. Даже помятая ложка стоит сто баллов на бежевом рынке, а из полусотни ложек две-три окажутся с читаемыми кодами: их можно продать в малонаселенный город. Много налички, добытой законным способом.
Но меня мало беспокоили ложечные калькуляции жадного до денег Кортленда — голова моя была занята другим, и я не мог больше сдерживаться.
— Мы нашли Трэвиса.
Кортленд внимательно посмотрел на меня, затем небрежно спросил:
— Живого?
— Нет.
— Вот досада. Тебе удалось забрать ложки до того, как появились другие?
— Меня больше волновал сам Трэвис.
— Вот что бывает, если принимаешь дружбу людей другого цвета, — упрекнул он меня. — Становишься сентиментальным в ущерб собственной выгоде. А что случилось с ним, кстати?
— Голова наполовину обгорела.
— Хорошая новость для Совета. Можно оправдать чудовищные расходы на молниеотвод.
— Но для Трэвиса-то плохая.
Кортленд пожал плечами. Я показал ему кусочек расплавленного металла из черепа Трэвиса.
— Ты знаешь, что это такое?
— Конечно, — равнодушно ответил он, — это часть несгоревшего магниевого факела. Может, Томмо даст тебе за него четыре балла. Этот парень способен продать оранжевому зеленое.
— А ты не хочешь знать, где я нашел эту штуку?
— Приятель, если тебе нравится рыскать в поисках всякого хлама, то у меня есть дела поважнее.
— Я нашел его в голове Трэвиса.
Кортленд несколько секунд бездумно таращился на меня, но ничего не сказал. Той ночью он вместе с матерью пошел разыскивать Трэвиса, и оба несли магниевые факелы. При помощи вспышки такого факела можно было сымитировать удар шаровой молнии. Гуммигуты утверждали, что не нашли Трэвиса, но, видимо, все сложилось иначе. Кортленд щелкнул пальцами.
— Что-то задумал, Эдвард?
— Почему?
— Что «почему»?
— Почему ты убил его?
Кортленд поднялся на ноги. Я думал, он сейчас бросится на меня, — но нет, он лишь громко рассмеялся и хлопнул меня по плечу.
— Ты наслушался «Ренфру», старина. Убийств больше нет — какой смысл? Зачем нам вообще строить такие планы?
— Не знаю.
— Вот именно. И потом, у тебя есть доказательства? Кто-нибудь видел, как ты доставал это из головы Трэвиса?
Я промолчал, что само по себе было ответом.
— Ты прохиндей, — сказал Кортленд. — Уважаю. Говорят, ты неслабо красный и побудешь немного с нами. Думаю, нам с тобой надо ладить.
— Я не останусь здесь, Кортленд.
Он улыбнулся.
— Так ты и правда не въезжаешь? — Он указал на мой значок «Ищу смирения». — Думаешь, тебя послали сюда из-за того, что Берти Маджента изобразил слона?
