состоянии говорить. — Отправляйся.
Томмо опасливо поднялся на ноги и, держась за бок, заковылял прочь.
— А мы? — спросила Джейн.
— А мы идем в Верхний Шафран.
Она уставилась на меня, склонив голову.
— Ты можешь пожалеть об этом.
— Я уже пожалел об этом походе. Куда уж дальше.
— Я тоже иду, — сказал Кортленд, вставая.
Казалось, при этих словах Джейн переменила свое решение.
— Ладно. Но тогда надо двигаться. До нормального перпетулита еще три часа ходьбы. А оттуда до Верхнего Шафрана — еще час.
Мы с Кортлендом поглядели на нее.
— Ты уже бывала там? — спросил я.
— Один или два раза.
— Ложки там есть? — поинтересовался Кортленд.
— О да, — улыбнулась Джейн, — там непременно будут ложки.
Говорит вестник
3.6.12.03.267: Запрещается ездить на унициклах задом наперед с высокой скоростью.
Мы пошли по следам бывшей дороги, которая зигзагами спускалась вниз по крутому склону. Мы с Джейн велели Кортленду идти впереди, не меньше чем в двадцати шагах от нас. Он ответил, что совсем не против, потому что не может видеть наших «тошнотворных рож». Кортленд нес кроме своего собственного рюкзак Томмо, а следовательно, очень надеялся найти ложки. Я засек время перед тем, как тронуться: из нашего запаса времени мы израсходовали почти полчаса.
— Ну как тебе первая в жизни встреча с бандиткой? — осведомилась Джейн.
— Я обязан ей жизнью. А может, и ты тоже.
— Возможно. Кто тебя выпустил — мать или дочь?
— По-моему, дочь.
— Марта. Между прочим, они не называют себя бандитами.
— А как?
— Уземцами.
— И что это значит?
— Не знаю. Просто они так себя называют.
— А нас как?
— По-разному, но все прозвища неприличные.
У подножия холма все следы дороги терялись окончательно. Вскоре я понял, что река попросту затопила дорожное полотно, сочтя его кратчайшим путем ко дну долины. Мы пошли вдоль берега — мимо обломков зданий, телефонной будки со следами красной краски и еще одной гусеничной машины, когда-то брошенной на дороге, а теперь наполовину похороненной в русле потока. До утра этого дня я не видел ни одной, а сейчас они попадались всюду.
— Так почему ты передумала и отправилась вслед за нами? — спросил я, когда мы обсуждали, как обогнуть валун размером с сарай.
— Ты, верно, заметил, что я вспыльчива, — ответила Джейн, — но когда я успокоилась, то поняла, что этот мир, плохой и несовершенный, без тебя был бы еще хуже.
— Это вполне себе комплимент.
— Наслаждайся. Я нечасто раздаю их.
Местность стала слегка подниматься. Река свернула вправо, и мы опять оказались на бывшей дороге, заросшей травой. Вскоре мы вошли в рощу с очень высокими буками. Корни медленно поднимали на поверхность большие куски бетона, но ничего цветного я не увидел. За пять веков все предметы скрылись под слоем земли, листвы и растительности — и сама мысль о том, что цветные предметы могут лежать на поверхности, казалась причудливой: благопожелание, не более того. Добыча их в Верхнем Шафране виделась нелегкой задачей. Де Мальве не оставалось другого выбора, как основать город-спутник близ Верхнего Шафрана и заставлять хроматиков жить в нем неделями, чтобы сортировать находки и отправлять их в Восточный Кармин по железной дороге. Извлечение цветного мусора шло бы очень медленно и вряд ли стоило усилий. Но именно поэтому, подумал я, Верхний Шафран оставался сокровищницей — нетронутой и девственной. Такой же богатый предметами, как любая шахта, только уже открытый.
— Кортленд ушел слишком далеко от нас.
— Пускай, — сказала Джейн и остановилась. Я сделал то же самое. Она повернулась и посмотрела на меня. — Ты готов бегать с ножницами в руках?
— А можно сначала просто походить с ними?
— Нет. Или готов, или не готов. Еще раз: ты готов бегать с ножницами в руках?
— Думаю, да.
— Никаких «думаю». Твоя жизнь полностью изменится в ближайшие несколько часов, и я хочу быть уверена, что ты не наделаешь глупостей. Ты должен знать, что нет никого, кому можно доверять, никого, с кем можно поговорить, никого, на кого можно положиться. Кроме меня. У нас все делается так или не делается вообще. А если ты попытаешься действовать самостоятельно или предать меня, я позабочусь, чтобы ты больше никогда не нашел пути ко мне. Понимаешь, насколько все это важно?
— Да. Но ты несколько раз угрожала мне убийством. И я имею право смотреть на такую затею с недоверием.
— Хорошо. Попробуем зародить в тебе доверие. Я покажу тебе кое-что, чего никогда раньше не показывала. Смотри внимательно.
Она придвинулась ближе. Я знал, что у нее прелестные глаза, но до сих пор не осознавал, насколько же они прелестны: светлые, с удивительной каемкой по краям. Понемногу точки ее зрачков задвигались, растянулись, увеличились. Я чуть не отступил назад в тревоге, но Джейн крепко держала меня. Огромные зрачки почти достигли белков, и взгляд ее стал нелепо пустым, как у Прежних. Я вздрогнул, но не отвернулся. Глаза ее постепенно приняли нормальный вид. Несколько морганий — и зрачки вновь сделались черными точками.
— Это… это было жутко.
— Когда-то каждый мог делать это. И прости, что подложила тебе тачку. Мне надо было знать, ты один из них — или нет. В конце концов, ты проявлял слишком большой интерес ко мне.
— Ты мне нравилась, вот и все.
— До тебя я никому не нравилась. Извини за подозрения.
— Джейбсу нравилась.
— Джейбсу нравился мой нос.
— И мне нравится твой нос.
— Но тебе нравится не только мой нос. Это большая разница.
— Вот это да! — До меня только что дошло. — Ты можешь видеть ночью?
Джейн одарила меня улыбкой.
— И весьма неплохо. При полной луне достаточно светло, чтобы играть в теннис. По-моему, я — единственная, о ком они не знают.
— Они?
— Те, кто убил Охристого. Те, кто приходит после заката и уходит до рассвета.
— Бандиты?
— Ночновидцы. Они выше правил и вне их. Последняя линия обороны против атак на доктрину
