Караваджо? Но насчет актуального искусства ты, дорогая, не права. Просто оно непривычно для подавляющего большинства непросвещенной публики.
– Это я-то непросвещенная публика? – расхохоталась Нора. – Я в шоке! Да я на этом, так называемом искусстве, собаку съела!
– Девочки, не ссорьтесь, – лениво протянул Арсений и снова наполнил свой стакан. – Все знают – каждому свое.
– Уф, ну и жара, – пропела Гала, обмахиваясь салфеткой. – Интересно, сколько сейчас градусов?
– Тихо! – воскликнул Арсений, подняв вверх руку.
Все замолчали и с недоумением воззрились на него. Наступившую тишину нарушал оглушительный стрекот сверчков.
– Двадцать семь, – спустя минуту изрек Арсений. – Сейчас двадцать семь градусов.
– И как ты это определил? – насмешливо спросила Нора. – Пальцем в небо ткнул?
– Температуру воздуха можно узнать по сверчкам, – многозначительно изрек Арсений и допил свой виски.
– Каким образом? – удивилась я.
– Нужно посчитать количество стрекотаний в минуту, разделить на два, затем прибавить девять и снова разделить на два. Сверчки прострекотали девяносто раз…
Все снова замолчали. Мне даже показалось, что я услышала скрип от трения мозговых извилин друг о друга. Все присутствующие усиленно подсчитывали…
– Кстати, Нора, а где твой друг? – встрял Арсений в массовый математический экзерсис.
– Его не будет, – быстро перебила его Гала и покосилась в сторону Лизы.
Только тут я обратила внимание, что на столе стоял еще один прибор. Почему-то я вдруг остро почувствовала собственное одиночество.
Что я здесь делаю? Среди этих чужих людей, с их чужими проблемами, восхитительными руками, цепкими взглядами, биеннале и недомолвками?
– Спасибо большое, – проговорила я, борясь с подступившим к горлу комом, – но я, пожалуй, пойду.
– Господи, почему? – обиженно встрепенулась Гала. – Ведь еще только начало девятого.
– Наверно, комары замучили, – неожиданно звонко подала голос Лиза, впервые за весь вечер. – Меня так они уже просто загрызли.
– Да уж, – согласился Арсений и хлопнул себя по щеке. На щеке остался кровавый след. – Комары нынче звери.
– Так пойдемте скорее в дом, – засуетилась Гала. Она подхватила недопитую бутылку с вином, несколько опустевших бокалов, и, покачивая идеальными бедрами, устремилась к стеклянным раздвижным дверям. Следом отправились и Лиза с Арсением.
– Покурим? – предложила я Норе и достала пачку «Вог». Протянула ей сигарету, но она отказалась.
– Разве балерины курят? – усмехнулась Нора и полезла в карман за своей пролетарской «Явой».
– Балерины – нет. Но мой роман с танцем давно закончился.
– Что же так?
– Не совместимая с балетом травма позвоночника. В выпускном классе хореографического училища мой партнер не удержал меня во время поддержки. Я очень неудачно упала и повредила несколько позвонков.
– Сочувствую, – пробормотала Нора и внимательно на меня посмотрела.
А я вдруг вспомнила душную больничную палату, запах боли и лекарств и рыдающую у моей постели Фиалку. Словно это ее жизнь тогда закончилась, а не моя.
В Нориных янтарных глазах полыхало страстное любопытство: кто я, откуда, замужем ли, где взяла средства на приобретение дачи Врублевской?
Я уже внутренне подготовилась к граду вопросов, но вместо этого Нора заметила:
– А вы сохранили хорошую форму. У вас прелестная фигура.
Я с благодарностью улыбнулась.
– А чем вы сейчас занимаетесь? – все-таки не удержалась Нора.
– Плыву по течению.
– Тоже неплохо.
Уставшее палить рыжее солнце удобно разлеглось на сосновых кронах, в воздухе плавал аромат распустившихся в глиняных вазонах роз, терпко пахла свежескошенная трава. День угасал.
И вдруг зазвучала музыка. Волшебная, мучительно прекрасная…
– Это Лиза, – прошептала Покорная, – она гениальная пианистка.
Теперь я поняла, зачем серой безликой мышке такие восхитительные руки. Послушные этим рукам клавиши стонали и рыдали. Кажется, это была «Лунная соната».
– У Галины очень красивый дом, – заметила я, когда смолк последний аккорд.
– Не вздумайте так ее называть! – со смехом воскликнула Нора.
– Почему? – удивилась я.
– «Галина бланка, буль-буль, буль-буль…» – фальшиво пропела Покорная. – Помните такую рекламу?
Я глупо кивнула и допила вино. В голове отчаянно зашумело.
– «Галина» по-испански значит «курица». И по-итальянски, кажется, тоже.
– Правда?
– Согласитесь, это обидно.
– Да уж… Но Гала, на мой взгляд, тоже несколько… Претенциозно, что ли.
– Ну, она художница. Сальвадор Дали, знаете ли, его любимая супруга…
– Да ведь в действительности жену Дали звали Еленой. Елена Дьяконова. А «гала» в переводе с французского – праздник.
– Так она и есть женщина-праздник, разве не так? – подмигнула Нора желтым глазом. – А на самом деле Галка пережила страшную трагедию. Несколько лет назад ее муж и семнадцатилетний сын погибли в горах. Катались на лыжах, и их накрыло снежной лавиной. Галка тогда еле выкарабкалась из мрака. Год выла, не переставая, пока Лиза не познакомила ее с Арсением Титусом.
– Что, исцеление любовью?
– Да нет, не в этом дело. Титус, кстати, это его настоящая фамилия, обладает уникальными экстрасенсорными способностями. В один из вечеров он устроил спиритический сеанс, во время которого Галка пообщалась с покойным сыном Васенькой. И Вася сказал, что не нужно больше плакать, что ему там хорошо, что он, наконец, счастлив, а материны слезы мучают его. И Галке стало гораздо легче.
– И вы серьезно в это верите? – спросила я.
– Да, – кивнула она. – Было еще кое-что… Перед той поездкой в горы Вася где-то в доме потерял свой амулет – кулон в виде знака Зодиака на золотой цепочке. Искал-искал, да так и не нашел. После похорон мы с Галкой перевернули весь дом вверх дном, но тоже безрезультатно. Кулон как в воду канул. И вот, представьте себе, дух, или что там это было на самом деле, сообщил точное место, где искать. Оказалось, цепочка соскользнула с компьютерного стола и попала прямиком в дисковод. Дисковод закрылся, проглотив цепочку с кулоном. Вот такая мистическая история.
– Невероятно, – пробормотала я и почувствовала, как кожа покрылась ледяными мурашками. – Этот ваш Титус просто гений…
– Или дьявол во плоти, – нехорошо усмехнулась Нора и закурила очередную сигарету.
На миг повисла тревожная тишина, и тут же, словно в подтверждение Нориных слов, отчаянно застрекотали кузнечики, какая-то птица испуганно вскрикнула и взмыла в закатное небо, беспокойно взмахнув крыльями.
В центре огромной гостиной, занимавшей практически целое крыло дома, высился странной формы камин. Сложен он был из необработанного камня и напоминал скалу с гротом, в котором, несмотря на жару, колыхались языки пламени.
Камин делил помещение на две половины, в одной из которых находилась столовая с примыкающей к ней современной кухней. На длинном овальном столе стояли старинные серебряные канделябры с
