– Да? Странно, как это я раньше такую красоту не видел, – кокетливо хмыкнул Порогов и выпустил Кате в лицо струю вонючего дыма.
– Бог с вами, Михал Михалыч, – зашелся в дребезжащем смехе Яков Борисович. – Она у нас уже четыре года работает.
– Да? Странно... – повторил Порогов. – А почему же меня гримирует эта... Как ее?... – Он выразительно скосил глаза к носу.
– Агафонова, – с готовностью подсказал Пескарь. – Не волнуйтесь, я поговорю с Ржевской, мы попробуем заменить Агафонову. А ты, Королева, иди работай, – прошипел он в Катину сторону.
Катю дважды просить не пришлось.
В гримерном цеху было непривычно тихо. Мабель Павловна накручивала раскаленными щипцами парики, а Светка расчесывала накладные бороды.
– Извините, – начала Катя, – я в жуткую пробку попала, – решила она придерживаться придуманной версии.
– Ничего страшного, – улыбнулась Ржевская.
– Слышь, Королева, – попросила Агафонова, – сгоняй в буфет, принеси поесть что-нибудь. А то я не успела.
– Без проблем.
Катя пулей слетела по лестнице на второй этаж и толкнула тяжелую дверь. Буфет открылся буквально несколько минут назад, поэтому внутри было пусто и прохладно. Катя проскользнула к стойке, заказала блинчики – о Господи, опять блинчики! – с мясом. Больше ничего транспортабельного не было.
– На свидании была? – услышала Катя и повернулась на голос. В самом углу, за крайним столиком притулилась Лариса Бондаренко. Перед ней стояла чашка черного кофе, в руке дымилась сигарета.
– С чего ты взяла? – растерялась Катя.
– Нарядная такая, вся из себя, – усмехнулась Бондаренко и глубоко затянулась. – А ничего, тебе идет. Не каждая женщина в твоем возрасте может себе позволить носить короткие юбки.
– Думаешь? – улыбнулась Катя, проглотив колкость.
– Посиди со мной, а? – жалобно попросила Бондаренко.
– Я не могу. Меня там Светка ждет.
– Ничего, подождет, – икнула Лариса, и Катя вдруг поняла, что та абсолютно пьяна.
– Боже, Лара! Как ты спектакль будешь играть в таком состоянии? – ужаснулась Королева и, водрузив на стол тарелку с блинами, уселась напротив. Надо было что-то делать. Как-то приводить Бондаренко в чувство. К счастью, у Ларисы была небольшая роль и она появлялась на сцене только к концу первого акта. Так что время было.
– Не волнуйся. Сыграю прекрасно, великолепно, – мрачно хмыкнула Бондаренко. – Я же девушка талантливая. Не то что некоторые, – она неопределенно махнула рукой.
– Ларочка, милая, пойдем в гримерку, а? – взмолилась Катя. – Сейчас народ набежит. Не нужно, чтобы тебя такой видели.
– Да наплевать! Мне теперь на все наплевать, ясно? После того как он меня так подставил. В психушку сдал, козел. Словно я какая-то свихнувшаяся шизофреничка!
– Кто? Кто тебя подставил?
– «Кто-кто»... Дед Пихто! Слушай, а точно! – расхохоталась Бондаренко. – Точно ведь дед! Это они вдвоем меня – старик со старухой. Па де де из балета «Идеальная советская семья». – Она залпом допила кофе, сморщилась и прикурила новую сигарету. – Хреново мне, Королева.
Кате стоило большого труда уговорить Ларису подняться наверх, в гримуборную. Провожаемые многочисленными ироническими взглядами, они оказались наконец перед вожделенной дверью под номером 206.
Катя призвала на помощь Светку Агафонову, и весь первый акт они «реанимировали» Бондаренко. Кофе, массаж, холодные примочки. Кофе, холодные примочки, массаж. Массаж, кофе, далее по списку.
В антракте Катю вызвал Пескарь. Схватил под локоток и, нервно оглядываясь, увлек в темный узкий «аппендикс», непонятно зачем сооруженный.
– Учти, Королева, – наклонился он к Кате, обдав ее чесночными миазмами, пробивавшимися даже сквозь резкий аромат туалетной воды. Яков Борисович постоянно жевал чеснок, ужасно боялся вирусов. – Порогов требует тебя к себе, но я ему сказал, что Ржевская тебя не отпускает. Усекла?
– Усекла, – кивнула Катя, пытаясь дышать через раз.
– Что у тебя нет специального образования и что в принципе ты – ученик гримера. И не имеешь допуска к народным артистам. И вообще, – скривился Яков Борисович, – чего это ты вдруг так вырядилась, а? Во избежание дальнейших проблем прошу тебя больше так не одеваться. Поняла? Уф! – Он извлек из кармана белоснежный носовой платок и вытер лоб, покрывшийся бисеринками пота. – Все, Королева, свободна... – добавил он. Поправил неизменный шелковый шарфик, развернулся и торопливо ушел странной походкой: подбородок устремлен вперед, плечи и поясница, наоборот, оттянуты назад, пальцы растопырены, словно намазаны лаком для ногтей.
Катя вернулась в цех и устроилась в продавленном кресле, стоявшем здесь с незапамятных времен и помнившем, по слухам, юность «гения» – худрука театра, когда тот еще был начинающим артистом.
Скинула надоевшие сапоги, забросила ноги на потрескавшуюся деревянную ручку и закрыла глаза. Все уже было сделано, оставалось только собрать гримерные причиндалы и разложить по коробкам. Но это после спектакля. Ржевская чем-то убаюкивающе шуршала, и под этот уютный шелест Катя провалилась в дрему. Она балансировала на грани сна и реальности. Как вдруг зазвучала музыка. Катя даже подпрыгнула от неожиданности.
– Что это? – удивленно спросила Ржевская, сдвинув очки на нос.
– Не знаю, – хрипло пробормотала Катя. Потом наконец поняла и хлопнула себя по лбу: – Ох, ты, Господи, это же мой мобильник!
Она вскочила с кресла, на цыпочках – пол был холодный – скользнула к сумке, висевшей на «рогатой» вешалке. Извлекла надрывающуюся трубку.
– Алло! – крикнула Катя, но телефон продолжал звонить. – Вот черт, как же это включается? – Нашла нужную кнопку. – Алло...
– Катя?
– Да.
– Это Андрей Богданов. Привет. Не отвлекаю?
– Добрый вечер. Нет, не отвлекаете. То есть не отвлекаешь...
– Я вот по какому вопросу. Я тут кое-что выяснил. Насчет Юльки. Кое-что важное. Алло, ты слушаешь?
– Да, да, я слушаю, – затаив дыхание, ответила Катя.
– Понимаешь, о чем я?
– Ага, – тупо произнесла Катя и кивнула, как будто Андрей мог ее видеть.
– Я сейчас в командировку уезжаю, на пару-тройку дней. Просто позвонил, чтобы ты знала. Вернусь, расскажу. Хорошо?
– Хорошо. – Катя отключилась.
– Это, случайно, не тот симпатичный следователь звонил? – лукаво прищурилась Ржевская, глядя на Катю поверх очков. Совсем как Елена Анатольевна.
– Нет, не он.
– Жаль, – мечтательно протянула Мабель Павловна, – такой приятный молодой человек, совсем как во времена моей молодости. Какие тогда мужчины были! Сейчас таких днем с огнем не сыщешь, – вздохнула она и махнула рукой. – А этот милый, интеллигентный, все про тебя выспрашивал. И красавец! Я так обрадовалась тогда. Решила, что вот наконец-то подходящий кавалер для нашей Катюши. Так точно не он?
– Точно, Мабель Павловна, – устало улыбнулась Катя.
Тут ожила трансляция и трескучим голосом оповестила об окончании спектакля.
На улице заметно похолодало, с неба валила снежная крупа вперемежку с острыми струями дождя. Лужи покрылись ледяной коркой, тротуары превратились в каток.
