Но Мэри подошла к ней не за этим. Она никого не знала в Рединге, кроме старой тетушки и нескольких бывших поклонников. Ей показалось, что Гретель — подходящая кандидатура для столь непродуктивного (и необходимого) дела, как простая болтовня.
— А ты и правда баронесса?
— О да, — ответила Гретель так, словно признавалась в том, что у неё две машины, — но это ничего не значит. Мы выходцы из Восточной Германии. У нас был большой дом и имение неподалёку от Лейпцига. Когда пришли русские, моя семья бежала в Западный Берлин, прихватив с собой только титул да чайную ложку с гербом. А ты из Бейзингстока?
— Родилась и выросла там. И ничего постыдного в этом нет.
— Да, — сказала Гретель, — мне так и говорили.
— Ты такая рослая, — заметила Мэри. — А тебя не беспокоит… э… репутация Джека?
— В смысле великанов-то? Нет. Самая мелкая его жертва была минимум на шесть дюймов выше меня. Так что я сильно не дотягиваю до его критериев. Ты сержанта давно получила?
— Четыре года назад, — ответила Мэри. — Я сдала экзамены на официального напарника, ну и что мне с этого? Скажи, ты ведь работала со Звонном. Какова вероятность, что он выгонит этого идиота Хламма? Он дурак, зануда, и язык у него грязный.
— Настоящий детектив с радостью бы это сделал, но я уверена, что Звонн его не выставит. Хламму известно о Фридленде много такого, чего тот не хотел бы разглашать.
— Например?
— Никто толком не знает, и Звонна это вполне устраивает. А значит, Хламм, как это ни печально, останется при нем, сколько пожелает. А ты никак метишь на высший сержантский пост в Рединге?
— Ну, это план на очень отдаленную перспективу, — торопливо ответила Мэри.
— Звонновская следственная машина — обоюдоострый меч, — доверительно сказала Гретель. — Выгоды огромны. Ты играешь по его правилам и порой ненавидишь себя за это, но через полгода привыкаешь и начинаешь искать, кого бы затоптать в следующий раз.
Мэри задумчиво кивнула. Она часто себя ненавидела. Ну, поненавидит ещё разок, всего и делов-то!
— И, — торжествующе продолжал Звонн, — так мы узнали, что майор Страттон виновен. Он нарочно попытался навлечь на себя подозрения при помощи неоконченной игры в скрэббл и недоеденных макарон. Он надеялся, что его обвинят, а потом освободят, когда подтвердится его алиби, и рассчитывал, что полиция полностью исключит его из расследования. Но с помощью анализа высохшей слюны на обратной стороне марки мне удалось доказать, что Уэнтворт не посылал письма, якобы направленные из Комиссии по слияниям. Таким образом, поскольку Коллышек страдал аллергией на порей и потому был выведен из строя, а Уилкс сидел тогда под арестом… — Он умолк, аудитория застыла в ожидании. — Это мог быть только майор Страттон!
Взрыв аплодисментов. Вспышки камер. Фридленд кивал, одобряя одобрение публики.
— Но что заставило вас вообще заподозрить майора Страттона? — спросил Джош Рубайлис.
— Это было легче легкого, — улыбнулся Звонн. — Майор был опытным игроком в скрэббл. Он никогда не согласился бы на «поиск» без бонуса при возможности поставить «вождь» с утроением. На уме у него наверняка было что-то ещё, а именно — убийство!
Снова взрыв аплодисментов.
— Вы очень добры, — скромно поклонился Фридленд. — Полное изложение дела будет опубликовано под названием «Дело ароматной сливы». Леди и джентльмены, дело закрыто!
Джек стоял у боковой двери, когда Мэри подошла к нему. Они наблюдали, как Звонн отвечает на вопросы и объясняет мелкие детали расследования.
— Тут говорят, будто вы подавали заявление в Лигу, сэр, — проговорила Мэри.
— Это идея моей жены. Но поскольку в отборочной комиссии сидит Звонн, мои шансы стремятся к нулю.
Мэри промолчала.
— Могли бы и возразить, — буркнул Джек. — Сказать что-нибудь вроде «ну что вы, сэр». Хоть подбодрили бы меня.
— Ну что вы, сэр, — вздохнула Мэри. — Полегчало?
— Нет. Только хуже стало.
— Кто все эти люди? — попыталась она сменить тему, разглядывая пестрые ряды журналистов.
В зале толклись три новостные команды, японские телевизионщики, несколько независимых журналистов и маленький, испуганного вида человечек с видеокамерой, явно репортер местного кабельного канала.
— Вон тот тип с краю — Джош Рубайлис из «Крота». Рядом с ним Гектор Склизз, который пишет для «Жаба». Друг друга терпеть не могут. Парень в очках — Клиффорд Трезвер из «Совы», вероятно, единственный серьёзный журналист в этом зале. Здоровяк со слегка поддатым видом, что сидит в первом ряду, — Арчибальд Макхряк, издатель «Слепня». По бокам от него сидят Просек и Пиарсон, работающие на местные газетенки — «Редингский вестник» и «Редингский ежедневный вырвиглаз». Остальных не знаю, но предполагаю, что это ребята из национального газетного синдиката.
Звонн закончил отвечать на вопросы, и снова начались рукоплескания. Он повернулся налево, направо, чтобы фотографы смогли сделать ещё несколько кадров на выбор, затем эффектно покинул зал. В течение пяти минут помещение опустело. Остались только Макхряк и Склизз, пытавшиеся разобраться в собственной стенографии.
— Всем добрый день, — медленно проговорил Джек, поднимаясь на возвышение. — Вчера около часа пополуночи был застрелен Шалтай-Болтай, в то время как он сидел на своей любимой стене. Умер мгновенно. Вопросы есть?
Он уже хотел уйти, но тут прозвучал вопрос, и не со стороны Арчибальда. Задал его Гектор Склизз, который обычно никогда не досиживал даже до появления Джека в зале и потому ни разу его не видел.
— Вы кто?
— Инспектор Джек Шпротт из отдела сказочных преступлений.
— Вы новенький? Я никогда раньше вас не встречал.
— Да я тут всего-то с семьдесят восьмого года, мистер Склизз. Просто вы всегда уходите раньше, чем я успеваю подняться с места.
— Ладно. Шалтай-Болтай? — недоверчиво повторил Склизз. — Вы хотите сказать, то самое большое яйцо?
— Верно.
— Подозреваемые?
— Нет.
— Мотив?
— Нет.
— Оружие?
— Нет.
— У меня все.
Гектор встал и вышел вон.
— Еще вопросы есть? — спросил Джек, обращаясь к комнате, в которой остался один Макхряк.
— Детектив Шпротт, — начал издатель «Слепня», — вы можете подтвердить, что в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году британское правительство вело переговоры по поводу репатриации мистера Болтая из Огапоги в обмен на информацию о залежах нефти в Огапогском бассейне?
Джек вздохнул.
— Мне неизвестно ни о каких сделках с Огапогой или иными странами, мистер Макхряк. Что вас интересует в деле Шалтая-Болтая?
— Я пишу его биографию, но чем глубже рою, тем больше вопросов.
— Неужели? — устало спросил Джек.
