– Угри, угри!.. Угри, угри-и, угри-и-и!.. – И, чуточку помолчав, добавлял октавой ниже: – Угри пятнистые…
Тучный монах, как видно любитель выпить, судя по его сизо-багровому носу, убеждал старого рыбака купить у него священную реликвию:
– Да ты понимаешь, невежда, что я тебе предлагаю? В этом пузыречке слезы святой Агнесы. Три капельки исцеляют от любой болезни…
– Что-то они похожи на морскую воду, – возражал рыбак.
– А на что должны походить слезы, дубина ты этакая! Пойми: за одну лиру ты покупаешь здоровье в этой жизни и блаженство в будущей!
Убежденный рыбак лез в карман за кошельком.
Покупательницы с сумками в руках придирчиво осматривали товар: нюхали рыбу, щупали, заглядывали в жабры. Потом начинался торг. Кричали так отчаянно, так махали руками, что можно было подумать: встретились заклятые враги. Но этот крик заканчивался, и товар из корзины продавца переходил в кошелку покупательницы.
Пройдя рыбный ряд, друзья очутились у причалов, где стояли суда. Овеянные запахом моря и далеких заманчивых стран, откуда они пришли, корабли со спущенными парусами покачивались на морской зыби. Носильщики, разгружавшие суда, спускались по трапам с большими тюками и ящиками на спинах, катили мокрые рыжие бочки…
– Сколько здесь кораблей! – воскликнул Фелипе.
– Э, сынок, то ли было раньше, до испанцев! – сказал оборванный старик, стоявший с удочкой у воды. – Тогда в гавани было тесно от кораблей.
– А ты видел? – дерзко возразил Луиджи.
– Я-то сам не видел, – спокойно ответил рыболов, – а мне рассказывал дед. Он прожил на свете сто двадцать два года, а ты и четверти этого не проживешь за непочтение к старшим.
Сконфуженный Луиджи стал просить прощения за грубые слова.
– Я вижу, ты хороший мальчик, коли признаешься в своей вине. За это я могу показать тебе и твоему товарищу такое зрелище, какого нигде больше не увидишь.
– Какое зрелище, дедушка? – спросил любопытный Луиджи.
– Неаполь с моря в лунную ночь, – внушительно ответил старик. – Отпроситесь сегодня у родных и приходите вечером в рыбачий поселок ко мне, к дедушке Кикибьо.
Когда школяры явились, старый Кикибьо уже сидел в лодке; он приготовил удочки, взял кувшин с водой, провизию.
Луна поднялась над двуглавой вершиной Везувия, огромная, величественная, и осветила спящий город. Мальчики ахнули от восхищения: действительно, такое зрелище стоило посмотреть.
Волшебный свет луны скрыл все изъяны городских зданий и нарисовал чудесную картину. Освещенные луной, стены ближних домов как бы купались в море, а за ними в прозрачном сиянии поднимались все выше и выше новые громады дворцов, храмов, башен. И вдали угрюмо грозила городу крепость Санта-Эльмо, которой даже лунный свет не мог придать обаяния.
В другой раз приятели пошли на фруктовый рынок с кухаркой Чеккиной. На рыночной площади было так тесно, что продавцы, привозившие товар на осликах, разгружали животных в прилегающих улицах и на себе перетаскивали корзины с фруктами к лоткам.
Апельсины, лимоны, померанцы, персики громоздились на столах яркими пирамидами, наполняя воздух ароматом. Нежные сладкие фиги россыпью лежали на столах. Груды чудесных дынь и арбузов напомнили Фелипе времена веселых набегов на баштаны в Сан-Джованни ди Ческо, и при мысли о том, что эти времена прошли, мальчик вздохнул.
Гроздья винограда, связки луковиц, стручки пахучего красного перца свешивались с веревок, туго натянутых над площадью. А желтые тыквы диаметром с тележное колесо служили продавцам вместо стульев.
Общее внимание было привлечено появлением мавра-фокусника в широком пестром одеянии, с большой белой чалмой на голове.
– Синьоры и синьорины, почтенные граждане Неаполя! – звучно возгласил фокусник, стараясь заглушить базарный гомон. – Сейчас перед вами покажет свое искусство знаменитый Али ибн Али ибн Мухамед![40] Моему волшебному мастерству рукоплескали халифы и султаны, императоры и короли! Но что толку в словах? Перейдем к делам!
Али ибн Али протянул руку к пирамиде апельсинов и взял с самого верха крупный золотистый плод. Пометив его красной краской, фокусник поднес плод ко рту, сделал неуловимое движение, и апельсин исчез.
– Проглотил! – ахнули пораженные зрители. – Проглотил целиком!
А торговка сердито закричала:
– Плати кватрино[41] за товар, бесстыжий нехристь!
– Простите, уважаемая синьора! – воскликнул мавр. – Я не обязан платить за плод, который вам было благоугодно спрятать себе в башмак!
Ибн Али быстро нагнулся, сорвал у торговки с ноги башмак, прежде чем та успела помешать, и протянул его зрителям. В нем лежал апельсин, помеченный краской.
– Тот самый! – взревела восхищенная толпа.
– Всякое искусство требует поощрения, синьоры, – скромно сказал фокусник и протянул к публике ладонь.
В нее упало несколько кватрино, и они мгновенно исчезли. Мальчики, увлеченные фокусами, давно потеряли из виду Чеккину, но ничуть об этом не беспокоились: Луиджи знал дорогу домой.
Али ибн Али продолжал фокусы, но приток даяний заметно истощался и, наконец, иссяк. И в этот момент сверху послышался глухой голос:
– Синьоры и синьорины! Доколе вам будет морочить головы этот наглый язычник?
Люди в изумлении подняли головы. Говорила статуя, на согнутую спину которой опирался балкон ближнего дома.
– Чудо, чудо! – пронеслось в толпе.
– Вы смотрите жалкие фокусы мавра, – продолжал голос, – и не ведаете, что среди вас находится предсказатель судьбы. Он нем от рождения и приказал говорить за него мне. От этого необыкновенного мудреца вы узнаете ваше будущее!
Отвернувшись от фокусника, любопытные увидели высокого человека в длинной мантии, с остроконечным колпаком на голове, на груди его висела дощечка с надписью: «Верное предсказание судьбы за одно сольдо!»
В руке чревовещатель держал ящичек с зелеными билетиками. Оставленный всеми фокусник скрылся, а люди бросились покупать билетики, и сольдо щедро посыпались в руку немого. Грамотные читали предсказания про себя, шевеля от усердия губами, а неграмотные искали тех, кто мог бы им помочь.
Один из толпы обратился к Фелипе, и тот прочитал:
«Скоро в твоей судьбе произойдет великий переворот, который вознесет тебя или погубит. Опасайся начинать важные дела в пятницу, это несчастный для тебя день».
Ошеломленный человек побрел прочь, машинально бормоча:
– Вознесет или погубит… Погубит или вознесет… Остерегаться пятницы!..
После Нолы, где нищих было мало, Неаполь поражал Фелипе массой уродов и калек, просивших подаяние. На папертях[42] церквей, у рынков, на главных улицах и оживленных площадях – всюду кишели слепые, хромые, безногие и безрукие, выставляя напоказ свои уродства, болячки и язвы. Внимание благодетелей привлекалось по-разному. Кто пел песни, кто гнусаво читал молитвы за здоровье даятеля и всех его родных и близких, кто просто уныло тянул с протянутой рукой:
– Подайте кватрино, синьоры!.. Только один кватрино!..
Фелипе обратил внимание на здоровенного молодца с курчавой черной бородкой и короткими усиками, просившего милостыню на паперти ближней церкви. Вместо ног у него были деревяшки, и он стучал ими одна о другую при появлении прохожего. Сольдо и кватрино падали в его засаленный шерстяной колпак
