стрельчатые окна которых защищали железные решетки. За городской стеной тянулись баштаны с арбузами и дынями и снова рощи, деревни, виноградники, сады, стройные кипарисы на вершинах холмов…
Ни одного необработанного клочка земли величиной хотя бы со скатерть не нашел бы странник в этом густо заселенном краю, где подземный огонь прогревал почву, а распавшаяся лава придавала ей удивительную плодородность.
Несколько раз пришлось переезжать речки по старинным каменным мостам, арками поднимавшимся над водой.
– Работа древних римлян, – с уважением говорил Саволино.
На дороге встречались изображения Скорбящей Божьей Матери. Их ставили на месте гибели путников, павших в схватке с разбойниками. Проезжая мимо иконок, сер Джакомо молчаливо снимал шляпу; Фелипе следовал его примеру.
После трехчасового пути показались стены Неаполя.[31]
Неаполь… Новый город греческих колонистов, один из древнейших городов мира, возникший задолго до начала нашей эры. Многие народы хозяйничали в Неаполе в разные эпохи его существования. Владели им римляне, остготы, византийцы, арабы и даже пришельцы из Северной Франции – воинственные нормандцы.
Следы чужеземных влияний сохранились в Неаполе и в характере построек, и в одежде, и в наружности, и в говоре неаполитанцев. Джакомо Саволино, дорогой рассказавший племяннику историю Неаполя, многое усвоил, присутствуя на занятиях пансионских учителей. Природный ум, хорошая память, жажда знаний дали Джакомо многое, хотя он и выглядел на первый взгляд простачком.
По мере приближения к Неаполю из-за городской стены все более выдавалась серая громада крепости Санта-Эльмо. Фелипе удивился, что жерла пушек были, нацелены на город.
– Дядя, почему пушки направлены на город? – спросил мальчик. – А если придут враги?
Саволино горько усмехнулся.
– Видишь ли, дружок, – объяснил он, – испанцы боятся не тех врагов, что могут прийти извне, а тех, которые в городе. Они трепещут перед нами, итальянцами. Если бы не Санта-Эльмо, то в сорок седьмом году завоеватели были бы изгнаны из нашего города.
Саволино рассказал мальчику о восстании 1547 года, когда испанцы решили учредить в Неаполе инквизицию. Вооруженные столкновения начались 16 мая. Во время баррикадных боев погибли сотни горожан, но и испанцы понесли значительные потери. Десять дней продолжалась упорная борьба. Только пушки Санта-Эльмо помогли испанцам отбить восставших и удержать за собой город.
Все же испанскому королю и римскому папе пришлось отказаться от введения инквизиции в Неаполе и постановить, что дела еретиков будут разбираться местными церковными властями.
– Так-то, малыш, был и я тогда воином, – с гордостью закончил рассказ Саволино. – Я водил отряд молодцов на расправу с изменниками-дворянами, перекинувшимися на сторону врага. Немало знатных голов склонилось в те дни на плаху, под топор палача. Но тссс… Об этом никому ни слова!
– А если узнают? – прошептал Фелипе.
– Не узнают: из предосторожности я назвался тогда гражданином городка Торре-Аннунциата, принял другое имя. Выглядел я тогда не увальнем, как теперь, а был гибким, стройным… После восстания я убрался во Флоренцию и там несколько лет торговал сукном. Нет, в почтенном содержателе пансиона Джакомо Саволино никому не признать опасного мятежника. – Саволино рассмеялся.
– Эй, сторонись, собачий сброд! – послышался сзади грозный окрик.
Саволино и Фелипе оглянулись: подымая облако пыли, их нагоняла карета, запряженная четверкой лошадей. Впереди скакала стража с аркебузами[32] поперек седла, с короткими, поставленными стоймя пиками. Джакомо поспешно свернул с дороги, и карета, громыхая, пронеслась мимо.
– Вице-король! – воскликнул Саволино, когда карета и всадники скрылись за поворотом дороги. – Проклятый наместник проклятого короля!
Фернандо Альварес де Толедо, герцог Альба, душитель свободы народов, сначала в Италии, позднее в Нидерландах, беспощадно расправлялся с врагами католической церкви и испанской короны. По его повелению погибли на виселицах, на кострах, под топором палача десятки тысяч людей.
Едва Фелипе успел выслушать рассказ дяди об Альбе и его «подвигах», сопровождаемый многими крепкими словами, как путники подъехали к городу.
У городских ворот стоял испанский караул. Солдаты в широкополых суконных шляпах с перьями, в красных мундирах и широких штанах, в кожаных ботфортах, вооруженные аркебузами и шпагами, смотрели на итальянцев свысока, разговаривали с ними грубо.
За въезд или выезд из города бралась плата: два сольдо с человека и пять с мула.
– Испанцы не успели обложить налогом только воздух, которым мы дышим, – с горечью сказал Саволино, когда ворота остались позади. – Домовладелец платит за каждый камин, за каждую дверь, за каждое окно в своем доме; купец платит за право торговать, портной – за право шить, цирюльник – за право стричь; плачу я за то, что содержу пансион… Э, да что перечислять! – Джакомо махнул рукой. – Мы понимаем, что без налогов государство не может существовать, налоги всегда были и будут, но надо же знать меру!..
Окраинами города путники проехали на улицу Добрых бенедиктинцев, где помещался пансион Саволино.
Огромный двухэтажный дом Леонардо Фазуччи давно нуждался в основательном ремонте. Стены его, когда-то окрашенные в нежно-розовый цвет, облупились, двери закрывались плохо и скрипели, черепица на кровле повыбилась. Но ни обедневший владелец, ни арендатор не думали тратить деньги на приведение здания в нарядный вид. Впрочем, большинство домов в Неаполе нуждалось в основательном ремонте.
Дядя объяснил мальчику:
– Ты думаешь, это от небрежности или скупости хозяев? Нет, милый мой, тут иная причина. Если бы кто вздумал приукрасить свое жилище, испанцы мигом взяли бы его на заметку: «Состоятельный человек, надо обложить его повышенным налогом!» А повышать-то некуда!
Огромная передняя дома Фазуччи сохранила следы былой роскоши. Стенная роспись облезла, стекла в частых свинцовых переплетах потускнели, в потемневшем паркете многих шашек не хватало. И все же передняя имела внушительный вид. Саволино подмигнул племяннику:
– Родители моих учеников сразу проникаются почтением к содержателю пансиона, нанимающему такой богатый дом!
Привратник, седой, согнувшийся от старости Джузеппе Цампи, низко поклонился:
– С благополучным возвращением, синьор хозяин! Иисус Христос в Ноле еще не объявился?
– Нет, не объявился, мой добрый Цампи!
– И у нас тоже! Но говорят, скоро будет. Я готов предстать перед Страшным судом[33] с душой, очищенной от грехов. Каждый вечер исповедуюсь, синьор Джакомо! – похвалился старик с восторженной улыбкой на морщинистом лице.
– Очень хорошо делаешь, Цампи, – одобрил Саволино.
Фелипе с изумлением слушал этот странный разговор, но дядя сделал ему знак не задавать вопросов. Лишь когда они прошли в глубь здания, дядя объяснил:
– Старик Цампи сошел с ума, наслушавшись странствующего проповедника. Появился тот в Неаполе с год назад и начал предсказывать близкое пришествие Христа и кончину мира. Я сам слышал этого фанатика, когда он весь в черном, с горящими глазами, проповедовал на площади. Мужчины мрачно молчали, опустив головы, а женщины рыдали, разрывали на себе одежды, царапали лица ногтями. Тогда-то и помешался бедный Цампи…
– Дядя, говорят, сумасшедшие опасны…
– Наш Цампи не такой, – сказал Джакомо. – Кроме ожидания Страшного суда, он в остальном разумный человек. Не надо только с ним спорить, когда он бредит о Христе. Я убедился, что это бесполезно.
Во время разговора сер Джакомо вел Фелипе по длинным коридорам, и наконец они вошли в апартаменты, занимаемые Саволино.
Их встретила синьора Васта, женщина средних лет с красивым грустным лицом. Печаль не покидала лица Васты с тех пор, как супруги Саволино потеряли от дифтерита сразу двух детей: сына Джулио и дочь
