опустошили папскую столицу. Это случилось в 1527 году…
– Мой отец тоже был там в это время! – перебил взволнованный Фелипе. – Он защищал город и спасся с большим трудом…
– Значит, мы с ним были товарищами по несчастью в эти ужасные дни. Что там тогда творилось! Немецкие солдаты, жадные до поживы, врывались в дома, пытали граждан, требуя указать, где скрыты ценности. Тысячи и тысячи людей были брошены в тюрьмы и выходили оттуда только после уплаты выкупа. Попали в заключение и мы с Бернардино и томились два месяца, ежечасно ожидая смерти. К счастью, нас выручил влиятельный друг Телезио, мы покинули Рим и удалились в Падую…
Седая голова старика опустилась при этих тяжелых воспоминаниях, и он долго молчал.
– Что же было дальше, падре? – спросил Бруне.
– В пределах Венецианской республики дышалось свободнее. Ведь она была одним из немногих итальянских государств, не поддавшихся испанским завоевателям. В Падуе мы поступили в университет и стали учениками великого Фракасторо.[132]
– Вы учились у самого Фракасторо?! – воскликнул Фелипе.
– Да, я имел эту честь, – с гордостью подтвердил монах. – Джироламо Фракасторо… Какой это был удивительный ученый! Казалось, не было такой отрасли знания, в которой не поработал бы его мощный ум. Географ, естествоиспытатель, геолог, физик… Но наибольшую славу он стяжал как медик и астроном. Это он внушил мне любовь к науке о небе. Фракасторо не был согласен с учением Птолемея и строил свою систему мира, но она слишком сложна, чтобы излагать ее тебе сейчас. Вечера, которые мы втроем – учитель, Бернардино и я – проводили на башне в наблюдении за вечными светилами, никогда не изгладятся из моей памяти.
– Но вы сказали, святой отец, что сер Джироламо был еще и медиком?
– Он был одним из самых выдающихся медиков Италии. Недаром же он последние годы своей жизни служил домашним врачом у его святейшества блаженной памяти Юлия III. Но, конечно, не потому останется бессмертна память о нем. Он написал блестящий труд о заразных болезнях, который, смело могу сказать, никогда не забудется людьми. А все-таки, – задумчиво молвил дон Аннибале, – главная заслуга Фракасторо в том, что весь его неустанный труд был проникнут духом гуманизма. Ты это понял бы, Филиппе, если б знал, как сильна была схоластика в дни нашей юности. О, эта мертвящая схоластика, сухая и лживая наука людей, черпающих знания из ветхих фолиантов, а не из великой книги природы! – Старый монах возвысил голос, его синие глаза загорелись. Потом он как-то сник и тихо сказал: – Я с горечью должен признаться, что, убоявшись житейской суеты, рано ушел в монастырь. Но Фракасторо, мой друг Телезио и многие другие гуманисты в жестокой борьбе пошатнули здание схоластики, хотя у нее еще и теперь множество приверженцев. Бог схоластов – Аристотель, каждое его слово они чтут наравне со словом Библии, спор с Аристотелем считают святотатством, подрывающим религию. А меж тем прочитай, что пишет об Аристотеле Телезио.
Библиотекарь подошел к полкам, достал том в кожаном переплете и открыл на странице, отмеченной закладкой.
– Вот здесь!
Фелипе взял в руки книгу, еще пахнущую типографской краской, и, трепеща от волнения, прочитал:
– «Мне совершенно непонятно, каким образом самые выдающиеся люди, целые народы и даже почти весь род человеческий на протяжении многих веков чтили Аристотеля, так глубоко заблуждавшегося в стольких важных вопросах».
Затем Бруно посмотрел на заглавный лист. Там мелким, но четким почерком было написано:
«Другу Аннибале в память незабвенной юности от автора этого скромного труда».
Книга была напечатана всего два месяца назад.
– Этот труд – прекрасный вклад моего друга в ниспровержение схоластики, – сказал монах. – Но еще до него Телезио воевал со схоластами в созданной им в Неаполе «Академии упорных». Из самого названия академии ты можешь судить о характере борьбы.
– И конечно, она закончилась закрытием академии? – спросил Бруно.
– Ты угадал, сын мой!
– Нетрудно было угадать. Я ведь знаю судьбу академии делла Порта, которую усердно посещал и откуда многое вынес.
Беседы дона Аннибале с жаждущим знаний студентом повторялись почти ежедневно. Книгу Телезио «О природе вещей сообразно их собственным принципам» они прочли от корки до корки с величайшей тщательностью.
Многое дала книга Телезио для гуманистического образования Бруно.
Бернардино Телезио был одним из самых выдающихся гуманистов эпохи Возрождения, и его идеи продолжали развиваться великими философами средневековья – Томасом Кампанеллой, Фрэнсисом Бэконом, Джордано Бруно.
Телезио учил, что природу вещей можно понять, только исследуя ее законы на опыте, а не пробуя создать их умозрительным путем.
Материя не приводится в действие духовными силами, учил Телезио, ее движение происходит от взаимодействия двух основных начал природы – тепла и холода. Под влиянием тепла материя расширяется, от холода – сжимается, и в этом вечном противоборстве протекает жизнь всего сущего.
Конечно, учение Телезио было далеким от истины, но оно отвергало веру в Бога, отрицало признание сверхъестественных сил, управляющих Вселенной.
Телезио не выступал против религии открыто, для вида он даже признавал, что мир сотворен Богом, что душа человека бессмертна… Эти уловки не обманули церковников. Вскоре после выхода книги «О природе вещей» Телезио подвергся гонениям, был вынужден покинуть Неаполь и удалиться на родину в Козенцу, где и окончил жизнь в забвении и бедности.
Учение Телезио оказало огромное влияние на Бруно, и позднее в своих сочинениях он не раз упоминал имя замечательного гуманиста. Но он не воспринял его философию механически и впоследствии расширил и обогатил ее.
«Я изучаю философов и ученых, но смотрю на мир собственными глазами», – гордо заявил Бруно в одном из своих сочинений много лет спустя.
Фелипе по целым дням пропадал в библиотеке, и место студента Бруно в аудитории чаще всего оставалось пустым.
Другие студенты тоже пропускали занятия, но делали это с большой ловкостью и, прогуляв одну лекцию, старались на следующей как можно чаще попадаться на глаза преподавателю. Прямодушный Бруно не шел на такие хитрости, и о его поведении было доложено ректору.
Аббат Паскуа вызвал нерадивого студента.
– Ты перестал посещать лекции. Чем это вызвано, сын мой?
Фелипе откровенно объяснил причину. Аббат заговорил сурово:
– Мы не для того платим профессорам жалованье, чтобы они выступали перед пустыми скамьями. Первейшая обязанность студента – изучать творения святых отцов церкви, в них корень всех знаний. Если ты не будешь аккуратно посещать занятия, я исключу тебя из университета.
Бруно снова стал прилежно посещать лекции, но частенько во время занятий украдкой читал книгу, выданную ему добряком Россо.
Многое из того, что говорилось в книгах, следовало проверить. Бруно вспомнил вечера, которые проводил на крыше дома Фазуччи сначала один, а потом с Ревеккой, и возобновил астрономические наблюдения. В них принял участие и дон Аннибале.
Главный купол собора Сан-Доминико окружала широкая галерея, с которой удобно было наблюдать звезды. Но крутая винтовая лестница, ведущая туда, насчитывала двести четырнадцать ступенек. Бруно совершенно измучился, таща наверх тучного отца библиотекаря. В следующий вечер он сказал:
– Святой отец, следить за движением звезд и планет приятно и поучительно, но тяжек труд поднимать вас на высоту. У меня есть друг Сальваторо Ронка, ученик внутренней школы. Он гораздо сильнее меня и охотно поможет вам подыматься. Разрешите привести его сюда.
Так Сальваторо получил доступ в обсерваторию, а потом и в библиотеку.
