Причем именно в «Кэвершемских высотах»?
— А ее тут и нет, — ответила бабушка. — Она только у тебя в голове. Да и не совсем она — своего рода вирус, живущий в памяти. Она решительная, злобная и легко приспосабливается. Я не знаю никого, кто мог бы вести независимую жизнь в чужом сознании.
— Но как мне от нее отделаться?
— Когда-то в юности мне довелось иметь дело с мнемоморфами, — ответила бабушка, — но с некоторыми вещами тебе придется справляться самостоятельно. Главное, будь начеку, а я буду часто и подолгу разговаривать с тобой обо всем.
— Значит, еще не конечно?
— Нет, — печально покачала головой бабушка. — Если бы. Готовься к потрясениям, малышка Четверг. Назови-ка мне фамилию Лондэна.
— Не смеши меня! — фыркнула я. — Лондэн Парк…
Я осеклась, и холодный ужас зашевелился у меня в груди. Не могла же я забыть фамилию собственного мужа! Но, несмотря на все старания, у меня ничего не получалось. Я посмотрела на бабушку.
— Да, я знаю, — ответила она. — Но тебе не скажу. Вот вспомнишь — тогда и поймешь, что победила.
Глава 5
Кладезь Погибших Сюжетов
Бабушка встала пораньше, чтобы приготовить мне завтрак. Я нашла ее спящей в кресле возле плиты, на которой уже почти досуха выкипел чайник, а Пиквик намертво запуталась в незаконченном вязании. Я сварила кофе и приготовила кое-какую еду, хотя меня и мутило. ибб с оббом пришли чуть позже и заявили, что «спали как мертвые» и так проголодались, что «готовы сапог сожрать». Они только-только принялись за мой завтрак, как в дверь постучали. Это был Острей Ньюхен, половина неразлучной парочки Перкинс и Ньюхен из бесконечного детективного сериала. Лет около сорока, одет в остромодную коричневую пару, на голове мягкая шляпа под стать костюму, а еще у него имелись роскошные рыжие усы. Он был одним из юристов беллетриции, и его назначили представлять меня в суде: на мне до сих пор висело обвинение в незаконном вторжении в сюжет из-за изменений, внесенных мной в финал «Джен Эйр».
— Привет! — сказал он. — Добро пожаловать в Книгомирье!
— Спасибо. Как вы?
— Прекрасно! — ответил он. — Недавно отмазал Эдипа от обвинения в инцесте. Формально, конечно же. Он ведь тогда не знал, что это его мать.
— Конечно, — согласилась я. — А Феджин?[9]
— Боюсь, от петли ему не отвертеться, — погрустнел адвокат. — Но за дело взялся Грифон. Уверен, он найдет способ вытащить старика.
По ходу дела гость осматривал убогий гидросамолет.
— Ладно, — сказал он наконец. — Странный вы все же сделали выбор. Я слышал, полкой ниже собирают последний роман Дафны Фаркитт. Действие происходит в восемнадцатом веке, и там наверняка уютнее, чем здесь. Вы видели рецензию на мою последнюю книгу?
Разумеется, он имел в виду книгу про него. Выдуманный от подметок грубых башмаков до тульи мягкой фетровой шляпы, Ньюхен, как и большинство вымышленных персонажей, относился к себе довольно трепетно. Я читала совершенно разгромную рецензию на «Трогательный до смерти». В подобных ситуациях вести себя следует чрезвычайно тактично.
— Нет, боюсь, я ее пропустила.
— О! — воскликнул он. — Ну, на самом деле… ну, она весьма положительна. Меня ярко охарактеризовали как «целостного» и «довольно щедро прорисованного», а саму книгу назвали самым большим достижением восемьдесят шестого года. Поговаривают о многотомнике. Да, я хотел сказать, что слушание по вашему делу о незаконном вторжении в текст состоится, видимо, на следующей неделе. Я пытался выбить еще одну отсрочку, но Хопкинс вцепился как клещ. Место и время пока уточняются.
— Мне следует испугаться? — спросила я, вспоминая последний раз, когда мне довелось предстать перед судом в Книгомирье.
Дело слушалось в «Процессе» Кафки, и, как нетрудно догадаться, исход оказался совершенно неожиданным.
— Да нет, — сказал Ньюхен. — Наше «горячее одобрение читательской аудитории» кое-что да значит. В конце концов, вы и правда вторглись в сюжет, так что прямое вранье не поможет. Знаете, — без остановки продолжил он, — мисс Хэвишем просила меня познакомить вас с чудесами Кладезя. Она собиралась подъехать с утра лично, но сегодня ее черед проводить антиграммазитную зачистку.
— Мы видели граммазита в «Больших надеждах», — похвасталась я.
— Да, я слышал. В том, что касается граммазитов, лишняя предосторожность никогда не помешает. — Он посмотрел на ибба и обба, которые как раз приканчивали мою яичницу с грудинкой. — Это и есть завтрак?
Я кивнула.
— Потрясающе! Мне всегда было интересно увидеть завтрак. В нашей книге двадцать три обеда, двенадцать ланчей и восемнадцать полдников, но ни одного завтрака. — Он на мгновение умолк. — А почему апельсиновое варенье называют джемом, как вы думаете?
Я сказала, что понятия не имею, и подала ему кружку кофе.
— У вас в книге встречаются генераты? — спросила я.
— Да по полдюжины на каждом шагу, — ответил он, размешивая ложкой сахар и глядя на ибба и обба, которые, верные себе, пялились на него в ответ. — Зануды страшные, пока не обретут личности, а вот тогда становятся очень забавными. Беда в том, что они имеют обыкновение развиваться в сильные ведущие персонажи, и это поветрие распространяется среди них, как чума. Обычно их заселяют в романы в массовом порядке, но все изменилось, когда мы направили шесть тысяч генератов в «Ребекку». Через месяц все, кроме восьми, стали мисс Дэнверс. Слушайте, а вам не требуется парочка домработниц, а?
— Спасибо, не надо, — отказалась я, памятуя довольно ершистый характер миссис Дэнверс.
— Я вас понимаю, — со смехом ответил Ньюхен.
— Значит, теперь в романе их только ограниченное количество?
— Вы быстро схватываете. Такая же проблема у нас с Мерлинами. Типажи «старый бородатый маг- наставник» уже который год в печенках сидят.
Он наклонился поближе.
— Знаете, сколько Мерлинов было размещено в Кладезе Погибших Сюжетов за последние полсотни лет?
