под стойкой с аппаратурой, и я поздравила свою любимицу, несмотря на отсутствие каких-либо внешних изменений в предмете восхищения.
Наконец меня отпустили на кухню. ибб и обб весь день изучали пособие миссис Битон, и теперь ибб пытался приготовить стейк «Диана» с картофелем-фри. Лондэн не раз готовил его для меня, и я внезапно почувствовала себя очень маленькой и одинокой, заброшенной так далеко от дома, что с тем же успехом могла бы находиться на Плутоне. обб наносил последние штрихи на четырехъярусный свадебный торт.
— Привет, ибб, — сказала я, — как дела?
— Какие дела? — переспросил генерат, как всегда понявший мой вопрос буквально. — И я обб.
— Извини… обб.
— Почему ты извиняешься? Ты что-то натворила?
— Не важно.
Я уселась за стол и открыла доставленный пакет. Мисс Хэвишем прислала мне текст «Стандартного беллетрицейского вступительного экзамена». Беллетриция являлась полицейским агентством внутри литературы, и попала я туда почти случайно: мне надо было извлечь Джека Дэррмо из «Ворона», и поступление в агентство казалось лучшим способом овладеть необходимыми для этого навыками. Но беллетриция запала мне в душу, и теперь я очень серьезно относилась к поддержанию незыблемости печатного слова. В ТИПА мне приходилось заниматься тем же самым, только с другой стороны. Но в данном случае меня поразило, что мисс Хэвишем оказалась не права: я не была готова к полноправному членству.
Пухлый том содержал пять сотен вопросов, причем почти на каждый имелось несколько вариантов ответа. Я заметила, что экзаменационный материал оснащен устройством автоматического контроля времени: стоило открыть книгу, как стрелки в верхнем левом углу начали отсчитывать минуты от положенных двух часов. Вопросы были в основном по литературе, и с ними у меня трудностей не возникло. С законами беллетриции дело обстояло хуже, тут мне могла потребоваться консультация мисс Хэвишем. Я приступила и десять минут спустя добралась до вопроса номер сорок пять: «Какой из нижепоименованных поэтов никогда не использовал запрещенное слово „величавый“ в своем творчестве?» — когда раздался стук в дверь, сопровождаемый раскатом грома.
Я захлопнула экзаменационную книжку и открыла дверь. На пирсе топтались три облаченные в грязное рубище уродливые старые карги. Их костлявые физиономии покрывала грубая бородавчатая кожа. Как только дверь отворилась, они тут же начали хорошо отрепетированное действо.
— Когда все трое мы сойдемся вновь, — произнесла первая ведьма, — у Тарбера,[5] Вудхауза[6] иль Грина? [7]
— Когда уляжется переполох, — откликнулась вторая, — когда сплетем рассказа паутину!
Повисла пауза, пока вторая ведьма не ткнула локтем третью.
— Когда на Эйр закат сойдет, — произнесла та поспешно.
— А где?
— Сюжетный поворот.
— Там ждет нас встреча с Нонетот!
Они умолкли, а я уставилась на них, не понимая толком, чего от меня ждут.
— Спасибо большое, — произнесла я наконец, но первая ведьма пренебрежительно фыркнула и сунула ногу в дверь, когда я попыталась закрыться.
— Погадать вам, милая барышня? — спросила она, а остальные две омерзительно закудахтали.
— Честно говоря, не думаю, — ответила я, выпихивая ее ногу. — Может быть, в другой раз.
— Привет тебе, мисс Нонетот! Привет тебе, Суиндона гражданин!
— Честно, мне очень жаль… да и мелочь закончилась.
— Привет тебе, мисс Нонетот, беллетрицейский полноправный, — ты скоро станешь им!
— Если вы не уйдете, — сказала я, начиная раздражаться, — то…
— Привет тебе, мисс Нонетот! И быть тебе Глашатаем самим!
— Конечно быть. Давайте убирайтесь, вы, убогие болтуньи! Доставайте своей чепухой кого-нибудь другого!
— Шиллинг! — сказала первая. — И мы скажем тебе больше… или меньше, как захочешь.
Я закрыла дверь, невзирая на их ворчание, и вернулась к своим вопросам. Но только я покончила с сорок девятым: «Какая из нижеприведенных словоформ не является герундием?» — как раздался новый стук в дверь.
— Проклятье! — пробормотала я, поднимаясь и стукаясь лодыжкой о ножку стола.
Это снова были три ведьмы.
— По-моему, я вам сказала…
— Тогда шесть пенсов, — произнесла главная карга, протягивая костлявую руку.
— Нет, — твердо ответила я, потирая лодыжку. — Я никогда не покупаю ничего с рук.
Тогда они затянули втроем:
— Трижды раз, да два, да три, получается…
Я опять захлопнула дверь. Суеверностью я не отличалась, и у меня имелись более важные предметы для беспокойства. Едва я села, отхлебнула чаю и ответила на следующий вопрос: «Кто написал „Жаб из Жабхолла“?» — как в дверь снова забарабанили.
— Так, — сказала я себе, шагая через комнату, — эта троица меня достала.
Я распахнула дверь и произнесла:
— Слушай сюда, старая хрычовка, меня не интересовали, не интересуют и не будут интересовать твои… Ой.
Я вытаращила глаза. Бабушка Нонетот. Думаю, явление адмирала Нельсона собственной персоной не потрясло бы меня сильнее.
— Ба?!! — воскликнула я. — Ради бога, что ты здесь делаешь?
На ней был эффектный наряд из синей в полоску ткани, от платья до пальто и даже шляпки, туфель и сумки. Я обняла ее. От бабушки пахло одеколоном «Бодмин для женщин». Она ответила мне хрупким объятием, как это свойственно очень старым людям. Да она и была очень старой — последний раз мы насчитали сто восемь лет.
— Явилась присматривать за тобой, малышка Четверг, — заявила она.
— Э… спасибо, ба, — ответила я, гадая, каким образом она сюда попала.
— У тебя родится ребенок, и тебе понадобится помощь, — пояснила бабушка величественно. — Мой саквояж на пирсе, и тебе придется заплатить за такси.
— Разумеется, — пробормотала я, выходя на пристань и обнаруживая там желтое такси с надписью на двери «Трансжанровые перевозки». — Сколько? — спросила я водителя.
— Семнадцать и шесть.
— Да ну? — язвительно откликнулась я. — Долго катались?
— Поездки в Кладезь по двойному тарифу, — отрезал таксист. — Платите, а не то я позабочусь, чтобы об этом узнали в беллетриции.
Я протянула ему фунт, и он захлопал себя по карманам.
— Извините, а помельче у вас нет? У меня столько сдачи не будет.
— Оставьте себе, — сказала я, когда его комментофон забормотал что-то насчет группы из десяти человек, желающих выбраться из Флоренции в «Декамероне».
Он выдал мне чек и пропал из глаз. Я взяла бабушкин саквояж и поволокла его в «сандерленд».
— Это ибб и обб, — объяснила я, — их прислали ко мне на постой. Слева — это ибб.
— Я обб.
— Извини. Этот — обб, а тот — ибб.
— Привет, — сказала бабушка Нонетот, разглядывая моих постояльцев.
— Вы очень старая, — заметил ибб.
— Мне сто восемь, — гордо сообщила бабушка. — А вы двое что-нибудь еще умеете, кроме как таращиться?
— Вообще-то нет, — сказал ибб.
