значительную часть наградных истратил на лабораторию.
Дмитрий улыбнулся, вспомнив, как не любит Михайла Васильич намеков на эту тему. И тут же перешел к мыслям о том, как лучше приступить к завтрашнему заданию – исследованию теплопроводности газов. Его задумчивость была прервана самым неожиданным образом.
– Стой! – И сильные руки обхватили его. Из-за угла выскочили люди.
«Грабители! – пронеслась мысль. – А я и пистолета не взял…»
Ракитин так толкнул Жука, что тот слетел с ног.
– Хватай его, ребята! – взвизгнул Ахлестов, и все четверо бросились на Дмитрия, как стая волков на лося.
Но от удара в грудь Огурцов полетел наземь. Там он благоразумно и остался лежать. Пустозвон держался поодаль, а Жук решил обойти противника с тыла. Ахлестов подскакивал, как петух, и крылья плаща развевались за его спиной. Дмитрию эта история начала казаться смешной, он бросился вперед и схватил Пустозвона.
– Карр-раул! – раздался отчаянный крик.
– Молчи, дурак! – зашипел Ахлестов.
Тайная канцелярия предпочитала забирать людей так, чтобы они исчезали неведомо как и куда. Недаром же Ахлестов караулил Ракитина поздно вечером, на улице, а не пришел к нему в дом. Крик испуганного Пустозвона расстроил планы сыщика.
Из дома Марковых выбежал Яким, дремавший в передней в ожидании Ракитина. Увидев, что на Дмитрия нападают, он бросился на помощь. Первым в ночных сумерках подвернулся ему Ахлестов. Яким мигом подмял слабосильного фискала, вцепился ему в волосы и, ударяя кулаком по лицу, приговаривал:
– Je vous aime, monsier! Bitte, trinken![53]
Ахлестов отчаянно крутил головой, но пятерня Якима крепко засела в его жестких лохматых волосах.
– «Слово и дело»! – пронзительно закричал сыщик.
Испуганный Яким бросил противника. Ахлестов поднялся, тяжело дыша. Из разбитой губы его капала кровь.
– Вы де сья… сьянс академии адъ… адъюнкт Дмитрий Ракитин? – запинаясь, спросил сыщик.
– Я. Что тебе нужно?
– По указу Тайной розыскных дел ее императорского величества канцелярии вы арестованы!
– За что? – в недоумении спросил Дмитрий.
Кенигсбергская история почти годовой давности совсем вылетела у него из головы, и Ракитин никак не мог подумать, что его берут по оговору Зубарева.
– За что? – повторил сыщик. – Начальство про то знает. Повиноваться надо, а не в драку вступать.
Якима била мелкая дрожь.
– Батюшки, что же сразу не сказали?! – бормотал он заплетающимся языком. – Я думал – воры…
– А ты, н-немец, за увечье ответишь! – прохрипел Ахлестов.
Дмитрий, опомнившись, шагнул вперед.
– Где у вас доказательство?
– Читайте! – Хромой достал из-за пазухи бумагу с сургучной печатью.
Пустозвон ударил огнивом по кремню, зажег трут. При слабом свете пламени Дмитрий разглядел: «РАКИТИН…»
– Ведите, – упавшим голосом сказал Дмитрий.
Он вдруг догадался, что причиной ареста может быть только его причастность к зубаревскому делу. Ведь другой вины за ним не было.
Правда, он никакого участия в заговоре не принимал, но для Тайной канцелярии достаточно было и того, что он слушал мятежные речи и не донес о том. Дмитрия охватило позднее раскаяние в том, что он слишком легко отнесся к дядиным страхам и не принял никаких мер на случай открытия заговора. Но что толку в его раскаянии?..
– Митрий Иваныч… Да за что же?.. – И вдруг Яким сказал фискалу неожиданно окрепшим голосом: – Забирайте тогда заодно и меня!
– Тебя брать не ведено, – сердито огрызнулся Ахлестов. – Да ты не беспокойся, надо будет – на дне моря сыщем.
Яким прибежал в дом, поднял всех на ноги.
– Сам погиб и нас погубил… – простонал Марков. Он-то сразу понял причину несчастья.
Старик, еле волоча сразу одеревеневшие ноги, побрел в столовую с твердым решением – уничтожить злосчастное письмо, перепрятанное уже не раз. Добравшись до царского портрета, в раме которого было скрыто письмо, он зашатался и без памяти упал на пол.
Сыщики вышли на Неву и повели Ракитина вверх по набережной. Из-за туч выплыла полная луна и озарила окрестность. На пустыре ночной сторож развел костер, и колеблющееся пламя освещало фигуру неподвижно сидевшего человека. Картина ночного города дышала спокойствием, но не было покоя в душе Дмитрия.
Молодой ученый вспомнил, как в амстердамских трактирах открыто обсуждались политические вопросы. Собеседники в пылу спора высказывали очень резкие суждения, порицали всю систему государственного правления.
«Попробовали бы они сказать у нас в кабаке десятую долю того, что там говорилось…»
Вдали зачернела Петропавловская крепость. Все стало ясно Ракитину.
«Я теперь важная персона, – горько усмехнулся он. – Место мне только в Петропавловке…»
Дмитрий не ошибся. Тропой, проложенной по невскому льду, его привели к воротам крепости. Вскоре за ним захлопнулась тяжелая дверь камеры. Звякнул замок, Дмитрия окружили тишина и тьма…
Утром в кудрявых волосах Ракитина заблестели серебристые нити седины.
Глава четвертая
Допрос
Целую неделю просидел Дмитрий в одиночке Трубецкого бастиона, прежде чем его вызвали на допрос.
Ракитин вошел в следственную камеру. За большим столом сидел судья с острой лисьей мордочкой и живыми глазами. В глубине комнаты на другом столе были разложены плети, клещи с присохшими окровавленными волосами. У печи стояла жаровня с тлеющими углями. Противно пахло паленым мясом. Здесь только что кого-то пытали.
– Де сианс академии адъюнкт Дмитрий Иванов сын Ракитин? – спросил судья.
Ракитин кивнул головой. Во рту у него было сухо. Судья строго смотрел ему в глаза.
– Имеете, сударь, отвечать на допросе, как отцу духовному на исповеди, – по чистой правде- совести.
Через низенькую дверь за спиной судьи вошел плечистый чернобородый мужик и начал перебирать орудия пытки.
– А, Жук! На смену Колобкову?
– Так точно, ваше высокородие! Вы его тут замаяли, Колобкова-то, – с грубоватой фамильярностью привычного человека ответил Жук.
Дмитрий узнал одного из сыщиков, что арестовали его в ту памятную ночь. Руки и ноги Ракитина ослабели, липкий пот струйками покатился по лицу.
– Сомлел, – деловито заметил судья секретарю, худенькому горбатому старику.
Дмитрий опомнился.
– Можете отвечать?
– Да…
Допрос начался. Судья спрашивал, когда Дмитрий уехал за границу, в каких городах бывал, каких профессоров слушал. Ракитин отвечал. Он видел, как Жук, развлекаясь, вложил пальцы левой руки в тиски, а правой завинчивал их и по временам морщился от боли. Зрелище это непонятно притягивало Дмитрия, и он даже пропустил вопрос судьи.
– Каким путем в Россию ехали? – громко повторил тот.
