Признаться, я расстроился – не хотелось выглядеть хапугой в глазах Бориса. Но, в конце концов, деньги Николенька оставлял мне… А, ладно, что сделано, то сделано…
Мы еще раз останавливались, чтобы приобрести огромный букет темно-пурпурных роз для Зои. Естественно, об обещанных цветах вспомнил Борис, а не я…
К Паганелю мы добрались в пятом часу – дверь открыла Зоя, сообщила, что: «…Папа звонил, скоро будет! Велел всех впускать, никого не выпускать!», долго восхищалась розами, чмокнула нас с Борисом в знак благодарности и потащила пить чай. За чаем Зоя очень мило и тактично потешалась над нарядом Бориса, а он самокритично отшучивался, награждая меня свирепыми взглядами. За разговорами время прошло незаметно. Паганель приехал почти в шесть вечера.
Первым делом он занялся Борисом. Последствия укуса все же проявлялись, у искателя кружилась голова и слегка повысилась температура, но после сеанса психотерапии Борис почувствовал себя гораздо лучше.
Уже стемнело, когда, отужинав зажаренными Зоей карпами, мы собрались в кабинете на военный совет…
Глава 5
За битого двух не битых дают!
Вновь, как и вчера, мы расселись в удобных креслах и закурили. Хозяин кабинета открыл форточку, впустив в комнату холодный вечерний воздух осени, и заговорил:
– Кажется, мне удалось выяснить, кто побывал у вас дома, Сергей. Хотя это всего лишь предположения, но многое сходится. Борис, вы помните, в 91-м, когда «Поиск» только создавался, был у нас такой человек – Судаков? Петр Судаков?
Борис утвердительно кивнул.
– Он, кажется, учился у Леднева?
– Да, у него. Помните, группа Шепотника копала городище волжских булгар на Каме? Они нашли тогда потрясающие вещи из доисламского периода: оружие, свитки, фигурки богов… А потом разразился скандал. Двое членов группы везли находки в Москву, по дороге их ограбили, избили, один умер в больнице, а другой навсегда ушел из «Поиска». Этот другой и был Петр Судаков.
Я пожал плечами.
– А какая связь? Ну, испугался человек, решил больше не рисковать…
Паганель выпустил колечко дыма из трубки, кивнул.
– Действительно, на первый взгляд, связи никакой. Но спустя полгода находки Шепотника объявились в каталоге Мюэлса и Бранда, значились они там как экспонаты личной коллекции некоего Веллерда, известного собирателя древностей из Панамы.
Борис затушил сигарету и глотнул минералки из высокого стакана.
– Ну, а причем тут Судаков? Нет же никаких доказательств того, что он ухлопал своего напарника и продал находки агентам вашего Веллерда!
– Не торопите меня, Боря. Я сегодня беседовал со многими людьми и сейчас пытаюсь связать воедино их рассказы. Так вот – прямых доказательств действительно нет. Но я был у Алексея Алексеевича Леднева, его учителя, это один из столпов, так сказать, отечественной археологии. Он много сотрудничал с нами, хотя в «Поиске» не работает. Я рассказал ему нашу историю, и вот что выяснилось. Судаков, любимый ученик Леднева, в свое время подавал большие надежды. Его студенческими курсовыми работами зачитывались профессора, в двадцать пять лет он защитил кандидатскую, сделал ряд блестящих открытий – и неожиданно попал в опалу. Судаков занимался Великими Переселениями народов и в 1982 году опубликовал работу, посвященную древнеарийскому вторжению на полуостров Индостан. В этой работе было много спорного, но основное – Судаков на основании малодостоверных фактов делал выводы, сводившиеся к исключительности русской нации перед всеми остальными. Этакая исторически обоснованная теория русского фашизма, – Паганель прищурился. – Ну, естественно, вмешались органы. Судаков с треском вылетел отовсюду, был выслан из Москвы за сто первый километр, и исчез для всех своих знакомых на шесть лет. В 88-м он неожиданно появился – приехал к своему учителю Ледневу. Рассказал, что много скитался по стране, работал и на БАМе, и на золотодобывающих приисках, и змей ловил в Средней Азии, а теперь решил вернуться в науку. Алексей Алексеевич принял своего ученика с распростертыми объятиями, устроил лаборантом к себе в институт, дал тему, выбил право доступа к архивам – в те годы для ученых открыли много ранее секретных архивов… И самое главное – Судаков получил возможность работать с фондами различных музеев.
Максим Кузьмич немного помолчал.
– Прошло полгода. Неожиданно Судаков заявляет Ледневу, что мозг его закостенел, что он больше не ученый, что у него заболела мать в Бийске, в общем, он уезжает. А еще через пару месяцев, после отъезда Судакова, по Москве прокатилась волна громких музейных и архивных краж: были похищены предметы искусства, ценные иконы, редкие книги, древние летописи… Вроде бы прямых улик против Судакова опять нет, но что странно – он снова исчезает, на три года, а летом 93-го, накануне тех самых «белодомовских» событий, вновь появляется в Москве, причем к Ледневу уже не идет – через своих однокашников узнает о «Поиске» и вступает в наши, так сказать, ряды. Дальше вы знаете…
Паганель обвел нас взглядом, словно спрашивая: «Ну, как?».
Я помахал в воздухе рукой.
– Это все теории… Какое отношение имеет Судаков к нашему делу? Почему приходил обязательно он, а не какой-нибудь урка-рецедивист, которому Николенька спьяну в поезде выболтал про амулет? Не вижу никаких доказательств…
Паганель усмехнулся.
– Доказательства сейчас будут: помимо Леднева я посетил сегодня Павла Андреевича Шепотника. Он мне рассказал, что тогда, в 91-ом, на Каме, Судаков оправдал свою фамилию, снабжая всю группу рыбой – у него была прямо-таки фантастическая страсть к рыбалке. Ребята его так и прозвали – «Мистер Рыба». Причем ловил он не удочкой, не сетью – ночью выезжал на лодке, опускал в воду фонарик, и когда из глубины поднималась привлеченная светом рыба, бил ее острогой. Он еще говорил, что такому способу его научили на Печоре. Но и это еще не все – сегодня я побывал у Елены Косицыной. Боря, вы ее знаете –
