В какой-то момент Илье показалось, что стены коридора странно поплыли, а все прямые линии, очерчивающие углы, пол и потолок, начали расслаиваться, множиться, дробиться… Он тряхнул головой, несколько раз зажмурился, и наваждение исчезло. Правда, неожиданно наступила подозрительная тишина, басовитые голоса и городской шум утихли, и даже звуки шагов теперь слышались, как сквозь беруши.
Наконец, Федька-Саша открыл железную дверь и завел Илью и Заву в крохотную комнатку – стол, стул, засаленный диван и занавешенное окно.
– Ща, погодьте, я приведу… – невнятно сказал провожатый и канул за дверью.
– Да-а, ну и дыра… – протянул Зава, брезгливо присматриваясь к дивану. – Ты знаешь… По-моему, по дивану кто-то ползает…
– А ты что хотел увидеть? Апартаменты класса люкс? – Илья достал сигареты, поискал глазами пепельницу, но не нашел и спрятал пачку обратно в карман.
– Ну, люкс – не люкс, а все же…
– Да радоваться надо, что Рама сюда попал, в этот Фонд. Тут он хоть одет-обут, накормлен и ночует под крышей. А что попрошайничать заставляют – по-любому это лучше, чем кувалдой на морозе махать. Слышал же, что этот жук говорил: «Их, беспамятных, в больнице держат месяца два-три, вдруг родственнички объявятся, а потом – за ворота. Бюджет у нашей медицины нынче мизерный…»
– А ты верь ему больше, – Зава прошелся по комнате, выдвинул стул на середину, присел на краешек. – Так он тебе и расскажет, сколько они, цыганские морды, врачам заплатили, чтобы больных по папертям гонять. Ну ничего, сейчас Костю заберем, помоем, переоденем и – к родителям. Надо только их подготовить как-то…
– Само собой… – Илья кивнул, снова достал сигареты и шагнул к окну, намереваясь покурить в форточку. – Вера Семеновна на сердце жаловалась… Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! Гляди, что ЭТО?!
За отодвинутой Ильей занавеской действительно обнаружилось самое заурядное окошко с форточкой и здоровенным алоэ в жестяной банке в углу подоконника. Но вот за окошком…
За окошком вместо замусоренного московского дворика друзья увидели унылую равнину, поросшую чахлыми кривоватыми деревцами. Повсюду, отражая серое небо, свинцовыми лужицами тускло поблескивала вода. И самое главное – у далекого, не меньше трех-четырех километров, горизонта виднелось странное, полуразрушенное строение, напоминавшее развалины готического собора…
– Эт. Эт-то… Эт-того не м-м-может быть! Мы ж в М-м-москве… – заикаясь, деревянным голосом сказал Вадик. – Эт-то г-г-голог-г-рмм-м-ма какая-то, да?
– Какая, на хрен, голограмма! – Илья стиснул зубы. – Бля, так и знал, что все муйней закончится…
Он протянул руку, намереваясь все же открыть форточку, чтобы поглядеть на жутковатый пейзаж с руиной не через стекло, но тут произошло настолько пугающее событие, что Илье стало не до форточки.
Зазубренные листья обычного, хотя и удивительно большого алоэ вдруг хищно зашевелились, а затем принялись расти и удлиняться. По-осьминожьи хватаясь за подоконник, алоэ начало ползти, подтягивая за собой банку с землей. Ожившее растение быстро приближалось к стоявшему сбоку Илье.
– Ма-а-ать моя женщина!! – заполошным басом крикнул он, шарахнувшись в сторону. Зава, вытаращив глаза, громко застучал зубами, намертво вцепившись побелевшими пальцами в край стола.
Алоэ рывком сдернуло себя с подоконника, перекинув банку, в которой росло, на стол. Черная земля просыпалась на грязную столешницу, жестяная банка со стуком волочилась следом за шевелящимися зелеными щупальцами.
Друзья, хватаясь друг за друга, бросились к двери, но она неожиданно оказалась запертой.
– А-а-а-а! Откройте! На помощь! – истошно заорал Вадик, барабаня кулаками по черному кожзаму.
Алоэ тем временем продолжало расти. На концах зеленых листьев-щупалец Илья ясно разглядел острые загнутые когти, а у основания каждого щупальца появилось по крохотной зубастой пасти, издававшей противный шипящий звук.
– Илюха! – плачущим голосом обратился к другу Зава. – Оно ж нас сожрет сейчас… Сделай что- нибудь!!
Зеленые когтистые плети со свистом рассекали воздух. Монстр шипел и все ближе подбирался к двуногой пище.
Илья судорожно вдохнул, крепко стиснул зубы, вытащил из кармана перочинный ножик – обыкновенную китайскую подделку под «викторинайф» – и рванулся вперед. Проскользнув под щупальцами, он ухватился левой рукой за стебель алоэ у самого его основания и принялся кромсать ножом неожиданно упругую плоть взбесившегося растения.
Тут, словно бы опомнившись, зеленый осьминог вцепился в Илью всеми своими щупальцами. Сотни острых шипов вонзились в кожу, кривые когти в лохмотья изодрали одежду и принялись терзать его тело. Илья заорал от дикой боли, лихорадочно перепиливая стебель. На руки ему текла странная голубоватая жижа, которая тут же смешивалась с его собственной кровью, обильно сочащейся из множества порезов и царапин.
Зава, опомнившись, схватил стул и обрушил его на сплетение шевелящихся листьев. Монстр зашипел, часть плетей ухватилась за стул, легко вырвала его и отшвырнула за диван. Зава оказался тут же оплетен когтистыми щупальцами. Он вскрикнул и не нашел ничего лучше, как вцепиться зубами в мясистую шевелящуюся плеть, обвившую его руку.
В комнате теперь стоял страшный шум – орал благим матом Илья, по волокнам раздирая погнувшимся лезвием ножа стебель растения-убийцы, вопил что-то нечленораздельное Зава, от змеиного шипения зеленого чудовища закладывало уши…
– Е-е-есть! – выдохнул Илья, с силой отшвырнул банку с шевелящимся черенком алоэ, ухватился за перерезанный стебель, из которого хлестала синяя жижа, и резко дернул.
Шипение перешло в отчаянный визг. Щупальца, бросив своих жертв, вдруг свернулись в колючие клубки, а потом обвисли, усохли, быстро уменьшаясь в размерах.
