люди немного сумасшедшие.
– Кроме вас?
– Кроме нас. Нас ничто не влечет. Но мы знаем все влечения.
– Но все-таки... я не понимаю мотивов. Например, почему ты помогаешь мне. Почему ты едешь на юг, а не лепишь куличики из песка. Если выбор ничем не обусловлен...
– У тебя неверное представление о выборе. Ты думаешь – если он не обусловлен ничем, то совершенно случаен. Это не так. Выбор – не произволен и не предзадан. Он вне того и другого. Свобода выбора – одна из тайн, которая не сводима ни к каким объяснениям, даваемым «извне». Это – один из ключей, которым открывается тайник анкавалэна.
– Что?.. – Мне показалось, я ослышался. – Что ты сказал? Какой еще тайник?.. Анкавалэн – это напиток богов...
– Боги утеряли его в Войне Остывших Светил. Ты ведь наверняка помнишь эти легенды. Анкавалэн был пролит на землю. Теперь он принадлежит людям, но скрыт в них. И поэтому те, кто правят землей и всеми остальными мирами, не желают, чтобы он пробудился. Ведь тогда они, всемогущие властители Сальбравы, утратят могущество, молодость и силу, станут тенями самих себя и в конце концов исчезнут.
Я рассмеялся.
– Оригинальное у вас представление о миродержцах. А с чего бы им исчезать? Вы собираетесь покорить Небеса? Скинуть Солнечных Князей с их тронов?..
– Нет, зачем? Этого не потребуется. Они сильны до тех пор, пока питаются нашей силой. Мы им служим, порабощая себя государству, религии, наслаждениям, страху, страданиям. В тот миг, когда мы не принадлежим себе, мы отдаем силу кому-то другому...
Я вздрогнул. То, что говорил Эдрик, внезапно перестало казаться забавным. Это было слишком уж близко к сути Игры... а об Игре я ему ничего не рассказывал.
– ...люди несвободны почти всегда, – продолжал он. – Боги сделали нас своими рабами и употребляют нас, как свою пищу. Школа... ставит своей целью разорвать эту зависимость.
– И что вы сделаете, когда обретете свободу?
– Мы уже ее обрели.
– То есть? Вы открыли способ пробудить силу анкавалэна? – Я рассмеялся. – Ты не мог бы сотворить парочку миров... не то чтобы я тебе не верил, но все же...
– Нет. Еще нет. Мы приблизились к ее сути, мы очень многого достигли, но на «сундуке», который прячет эту тайну, не один замок...
– «На сундуке»? – переспросил я.
– Просто... метафора такая. – Он рассмеялся. – Не обращай внимания.
– Хорошо. А если говорить конкретно? Чего именно вы достигли?
– Ты сам все видел.
Я вспомнил, как утром он – почти без оружия, играючи – справился с отрядом солдат... Это впечатляло.
– Сложно этому научиться? – поинтересовался я.
– Да, непросто. В Школу принимают только детей. Как правило, еще младенцев. Во всяком случае – не старше двух-трех лет. Но и это считается поздним сроком, предпочитают брать детей до года. Покупают на невольничьих рынках или у многодетных крестьян. Забирают из приютов.
– И когда они вырастают... каждый из них в состоянии справиться с сотней солдат?
– Или с тысячей, – бесстрастно ответил он. – Вас так и разбили, кстати.
– Кого – нас?
– Орден Крылатых Теней. Чванливых хальстальфарских ублюдков. – Теперь он опять улыбался.
– Ах, так вот в чем дело... Я не помню, что тогда произошло. Я ведь говорил тебе. У меня утеряна эта часть памяти. Значит... в политику вы все-таки вмешиваетесь?
– Иногда. Нечасто. Изгнанные Ордена в Ильсильваре нам были не нужны.
– А почему? Чем они вам помешали?
– Не знаю. – Эдрик пожал плечами. – Я тогда еще не родился.
Я смотрел на него и думал... Он не был похож на ильсильварца. Совсем не похож. Скорее уж – на одного из моих соплеменников. Светлые волосы, голубые глаза, высокий рост... типичный хальстальфарец. По сравнению с ним – я был нетипичным.
Родился после войны... не знает родителей... я вдруг подумал, что его отцом мог быть кто-то из моих товарищей – из тех, кто занимались грабежами и насилиями в захваченном Льюхвиле. Сам я папашей Эдрика не смог бы стать при всем желании – младшему помощнику лекаря во время войны работы хватало по горло. Я не помню всего, что там было, но помню – обычно я выматывался так, что мечтал лишь об одном: хоть где-нибудь прикорнуть часок-другой. Кроме того, тогда я был еще совсем сопляком. С мозгами, основательно промытыми друидской философией ненасилия и любви ко всему живому. Вряд ли у меня в те времена хватило бы смелости прижать в уголке какую-нибудь смазливую девчонку. Все возможно, конечно, но... вряд ли.
– А кто управляет вашей организацией? – самым невинным тоном осведомился я.
– Прорицательница.
– Она правда может предвидеть будущее?
– Почти все настоятельницы в какой-то степени на это способны.
– А мужчины?
– У мастеров другие способности.
– И какое положение в Школе занимаешь ты?
– Я тел-ан-алатрит.
– Этого трудно добиться?
– Непросто. Для этого нужно выдержать обучение... – Мимолетная улыбка скользнула по его губам. – Что удается далеко не всем. А затем пройти последнее посвящение. Во время него и определяется, кто сумел Освободиться от Формы, а кто – нет.
– И что происходит с несумевшими?
– Они умирают.
– А с прошедшими испытание? Что дальше?
– А дальше – всё.
– Не понял.
– Ты можешь уйти. Или остаться учить молодежь. Во втором случае тебя будут называть «мастером».
– Как я понимаю, ты выбрал первый вариант?
– Совершенно верно. – Он опять улыбнулся. – Как видишь, я здесь.
– Вы поддерживаете какую-нибудь связь?
– Да, если нужно. Помнишь пожилого человека в трактире? Это была одна из моих настоятельниц.
Мне показалось, что я ослышался.
– «Настоятельниц»?.. Там был пожилой мужчина.
– У них нет пола. Вернее сказать, они могут принимать любой пол по своему усмотрению.
– Почему тогда... настоятельницы, а не настоятели?
– Потому что в Школе они обычно пребывают в женских обличьях. Считается, что женщина управляет лучше. Настоятельницы составляют административную иерархию Школы.
– А мастера?
– А мастера – отдельно. Такие, как я, в Школе ничем не управляют. Да нам это и не надо.
Я подумал, а потом спросил:
– Почему ты сказал, что пройти обучение удается не всем?
– Потому что оно не очень-то легкое. С точки зрения нормального человека... наверное, все это должно выглядеть как непрерывная цепь издевательств над детьми и подростками.
– И что хорошего может вырасти из детей, «воспитанных» таким образом? – произнося все это я смотрел на него. Вообще-то, ответ на мой вопрос находился у меня перед глазами.
– Никто не ставит целью вырастить что-то «хорошее», – терпеливо разъяснил Эдрик. – Цель –