Наконец, сделав двадцать один глубокий вдох по методу школы Потерянного следа и немного успокоившись, мальчик достал трубку и поднес ее к глазам.
Его телефон, подаренный на Новый год отцом, вообще-то никогда не подводил Митю. Да, модель непрестижная, дисплей черно-белый и полифонии нет, зато корпус крепкий, с резиновыми вставками по бокам, и батарейка литиевая, хватает надолго.
Хватало...
Митя тупо смотрел на потухший экранчик мобильника, чувствуя, что сейчас разобьет телефон об асфальт. Но вместо этого он подчеркнуто плавным движением положил мертвую трубку обратно в карман и обратился к высокому парню, увлеченно трущему лобовое стекло своей новенькой «десятки»:
– Простите, пожалуйста, вы не дадите мне телефон? Очень нужно позвонить, а у моего села батарейка...
Парень повернул губастое веселое лицо. Голубые свинячьи глазки под белесыми бровями смешно сморщились:
– Ты че, пацан? Может, тебе еще и лопатник дать поиграть? Вали отсюда, чамора!
– Пожалуйста, дайте мне телефон. Всего один звонок. Очень надо! – с нажимом сказал Митя, надвигаясь на весельчака.
– Ой, не могу! А если не дам – то че? Бить будешь? – захохотал парень, но тут у него за пазухой заиграло: «Пятнадцать клевых людей на проекте Дом-2...»
Вытащив навороченный черный «банан», хохотун враз потерял к Мите всякий интерес и принялся трепаться с какой-то Кариной.
В этот момент злость, родившаяся в душе у Мити как раз тогда, когда он увидел свой сдохший телефон, достигла каких-то немыслимых, запредельных значений.
Зарычав не хуже ротвейлера, мальчик стиснул зубы и по-обезьяньи прыгнул на заливающегося соловьем владельца «десятки». Вцепившись в мобильник обеими руками, Митя принялся выдирать его из хозяйских пальцев. Остолбеневший от такой наглости парень телефон выпустил, и совершенно растерянным жестом отпихнул от себя Митю.
Грохнувшись на асфальт, он тут же вскочил и, продолжая рычать, бросился к забору.
– Стой! Стой, гад!! – заорал парень, до которого дошло, что его, такого уверенного в себе и крутого, только что банально ограбили.
Но Митя уже протиснулся под бетонной плитой и помчался через пустырь, по дороге одним своим видом разогнав мирно дремавших дворняг.
...Остановился он только в конце Староконюшенного переулка. Привалившись плечом к углу дома, Митя поднес зажатый в руке телефон к уху и только тут обнаружил, что все это время мобильник работал, и соединение не разорвано.
– Алло, – хрипло сказал он в трубку.
– Алье, – тонким голосом пропела неизвестная Карина, – Шуршик, ну ты чьего-о-о. Я тут жду-жду, как дурья...
– А ты и есть дура! – неожиданно для себя самого выпалил Митя и нажал на кнопку.
Быстро набрав номер Торлецкого, мальчик постарался успокоиться и когда в трубке раздалось скрипучее графское:
– У аппарата!
Раздельно произнес:
– Добрый день, Федор Анатольевич! Это Митя. Я нашел. Я нашел Троянду...
Система подземных переходов возле Курка, то бишь Курского вокзала – место особое, непростое. Недаром в народе зовутся эти подземелья «Атлантидой».
Это вам не кривоватая «Труба» на Пушке, не китайгородский «Каток» под Старой площадью и не «Кишка» у Павлика, сиречь Павелецкого вокзала.
Человек, спланировавший здешние катакомбы, без сомнений, был гением. Гением хаоса. Его творение широко раскинуло шупальца-переходы, ведущие во все стороны – и к станциям метро «Курская» и «Чкаловская», и к театру имени Гоголя, и на платформы поездов дальнего следования, и в само здание самого большого не только в стране – в Европе – вокзала.
Здесь же, где-то в закоулках подземных коридоров, находилась и знаменитая Черная дверь, через которую, как утверждали завсегдатаи и аборигены «Атлантиды», можно было попасть в секретные тоннели правительственного метро. Правда, понять, какая из многочисленных железных дверей, имеющихся в переходе, та самая, было совершенно невозможно. За одними торговцы складировали товар, за другими хранился немудреный уборщицкий инвентарь, третьи вовсе оказывались наглухо заваренными. Но слухи о Черной двери продолжают жить. Видимо – неспроста...
Днем под Курком кипела оживленная, обычная, понятная и москвичам, и гостям столицы жизнь.
Ломились куда-то, вытаращив глаза и покрепче стискивая в руках сумки и баулы, приезжие. С недовольными минами целеустремленно резали толпу коренные жители первопрестольной, волею судеб попавшие в «Атлантиду».
Десятки ларьков и ларечков, прижавшись к кафельным стенам, торговали всякой всячиной, от сигарет и лимонада до холодного (и не только!) оружия и милицейской формы. Шныряли в толпе щипачи-карманники, сидели у стен нищие, горделиво распихивая мирных граждан квадратными плечами, прохаживались стражи порядка.
Цыганки высматривали в толпе потенциальных лохов, а высмотрев, кидались всем скопом, и вот уже побледневшая жертва, прижатая к грязноватому кафелю стены, по-бараньи блеет что-то про неверие в гадание и убежденный материализм. Спустя несколько минут черноглазые дочери кибиток исчезнут, а адепт материализма полными ужаса и непонимания глазами будет разглядывать пустой бумажник.
Отдельно, стайкой, топчутся в закутке у поворота к вокзалу бановые – вокзальные бомжихи- проститутки. Есть здесь и сорокалетние матроны, украшенные фингалами и шрамами, и четырнадцатилетние девчушки с ярко размалеванными дешевой косметикой рожицами. Но вне зависимости от возраста цена «за разок» у всех одна – пара бутылок водки, забитый косяк или три-четыре сотни рублей.
Французы придумали замечательную фразу, объясняющую сразу все в этом мире, и в том числе то, что происходит в переходе под Курком. Се ля ви – ни убавить, ни прибавить...
Шумная и оживленная днем, к вечеру «Атлантида» преображается. На город опускается ночь. Порядочные и где-то даже честные люди покидают свои офисы, конторы и заводские цехи, стремясь как можно скорее добраться до уютных, пусть и размером с курятник, квартирок, а в переходе при тех же декорациях разительно меняется состав труппы.
Они выползают из неведомых тупичков и вокзальных подсобок. Их движения ленивы и нетверды, они ходят качающейся мореманской походкой, но взгляды из-под полуопущенных век цепки и полны злобного азарта.
Их немного, обычно три-четыре бригады по пять-восемь человек. В общей колготне они не видны, и лишь опытный глаз выцепит из людской мешанины бледные, опухшие или, наоборот, изможденно-худые лица.
Но владельцы опытных глаз вместе со своими рациями, автоматами и дубинками уже покинули подземные тоннели. У милиции свои дела в это время суток, и пасти незарегистрированных приезжих, а также доить незаконных торговцев в переходе они продолжат завтра.
Поначалу бригады просто фланируют по всему переходу и его ответвлениям, прочесывая толпу, словно гребень – волосы. Наметив жертву, то одна, то другая компания на какое-то время исчезает, а затем возвращается, либо отягощенная добычей в виде нескольких купюр, часов и колец-сережек, либо пустая, и вновь подключается к «чесу».
Но вот толпа рассосалась. Близится время «Ч» и метро уже затворило свои стеклянные двери. Одинокие прохожие нет-нет да и заскочат в переход, но это либо мрачные и злые работяги, у которых в карманах, кроме мятой десятки и не менее мятой пачки «Примы», ничего нет, либо подвыпившие сборщики банок и бутылок.
И тогда бригады поднимаются на поверхность. Они расползаются по окрестностям вокзала, патрулируют улицы, дежурят у дверей кафе и ресторанов.
Их главная добыча – подвыпившие любители кабацких гулянок и посиделок. Их главная цель – набрать,
