боковой ветер, и прикинул характер рассеивания.
Вторая очередь оказалась слишком длинной, но зато точной. Первый номер затих у МГ, второй пополз в кустарник, постепенно замедляя движение, третий бросился бегом и успел скрыться в кустах.
Иван, из-за замутненного сознания, не мог сообразить, насколько сильно он опустошил единственный диск.
42
Горелый, как и пулеметчики, не сразу понял, что происходит. На том берегу возле МГ уже никого не было. Командир посмотрел на холм. Он заметил растянувшийся по ветру тонкий пулеметный дымок.
– Вот сволочь, – сказал Горелый. – Юрась, видишь? Кинь туда гранату!
– Высоко!
– А ты поднимись!
Юрась стал карабкаться по осыпающемуся песку, закинув ППШ за спину и зажав «РГ-42» в руке.
В верболозе Крот помогал лежащему Валерику стащить с себя рваный бушлат. Маляс лежал лицом вниз. Его «тулка» была у кузнеца. Крот, подняв голову, заметил, сквозь просветы меж прутьями лозы, Юрася, взбирающегося на холм. Кузнец, положив цевье «тулки» на культю, выстрелил. Широко разлетевшись, дробь ударила в песок.
Юрась схватился за плечо, извлек дробину. Отбросил кусочек свинца, словно прихлопнутого слепня, и не заметил Ивана, который, обеспокоенный выстрелом, на мгновение высунулся из травы. Юрась продолжил карабкаться, он видел лишь пламегаситель, бессмысленно торчащий вверх.
Хлопнув запалом, округлая «Ф-1» покатилась навстречу Юрасю по склону. Скрыться было негде. Лечь плашмя? Но граната могла подкатиться вплотную. Юрась побежал вниз.
Взорвавшись, «лимонка» превратилась в чугунные осколки. Один из них ударил Юрася в шею и швырнул на землю. Облако песка от взрыва взмыло над холмом. Его увидели Глумский и Попеленко на реке, Крот и Валерик в верболозе, Сенька, запрятавшийся неподалеку от них. Даже Дрозд, убежавший уже за полверсты, посмотрел на холм.
Горелый тоже видел облако. Оставшись один, он бросился туда, где у холма река образовывала затончик. Здесь, в тихой воде, густо произрастал рогоз, распростерли широкие круглые листья кувшинки, над водой летали синие стрекозы, которых совершенно не беспокоили выстрелы и разрывы.
43
Стало тихо. Глумский достал карабин из кабины газогенераторки. Отвел затвор, слил воду.
Попеленко отыскал карабин с пятого нырка. Но Яцко своей папки не нашел, хотя воды нахлебался досыта.
– Рыбы изучают, – сказал Глумский. – Пошли, посмотрим, кто живой.
Кое-как развернули телегу. Выехали на Глухарскую дорогу. С одежды стекала вода. Никого. Как будто и не стреляли. Только на склоне холма тряпичной куклой валялся недавно еще бойкий и смешливый Юрась.
– Попеленко, посмотри, как там, – Глумский указал на верболоз. – Я полезу наверх. Сдается, там, на горбачке, лейтенант. Пошли, Яцко.
– А хто ж останется деньги охранять?
– Уже не уворуют.
Попеленко, настороженно держа карабин, пошел через верболоз по краю воды. Ни Валерика, ни Крота, ни Маляса не увидел, как ни вертел головой. Заинтересовался следами на песке. Когда поднял голову, перед ним стоял Сенька Конопатый. Со своим полуавтоматом. Попеленко тут же бросил карабин на землю и поднял руки. Сенька сделал то же самое и сказал:
– Дурак! Возьми свой винт. Я же в плен сдаюсь!
…Иван лежал, обняв ствольную коробку «дегтяря». Глумский повернул его лицом вверх и вылил в приоткрытый запекшийся рот несколько капель из фляжки. Иван открыл глаза.
– А Горелый? – прошептал Иван. – Горелый где?
Председатель окинул глазами пространство вокруг. Попеленко и Крот выводили из верболоза обвисшего на их плечах Валерика. Сенька и Маляс шли следом, руки за спиной. За ними Попеленко с охотничьим ружьем и двумя карабинами. Берега, сама река, все просматривалось далеко вокруг. Горелого нигде не было.
– Ушел! – сказал Глумский. – Все равно наша взяла.
– Нет, – прохрипел Иван. – Не взяла. Песок… следы!
Глумский пригляделся. И различил следы, ведущие от дороги к зарослям рогоза и кувшинок в затончике. Уплыл? Взгляд Глумского уперся в газогенераторную полуторку. Ветка все еще торчала из кабины, но не так, как раньше, а чуть выше: течение уже не играло с ней.
– Дождешься? – спросил Глумский у лейтенанта.
Иван моргнул утвердительно.
44
Валерик лежал в телеге, мешки валялись у колеса на сыром песке, касаясь уреза реки. Сенька и Маляс сидели близ мешков спиной друг к другу, руки их были связаны.
– Принесите лейтенанта, – сказал Глумский Яцко и Кроту и указал подбородком на холм. – И поосторожней.
– Харитоныч! – обратился к председателю бухгалтер, указывая на мешки. – Недостойное отношение. Свалили, как чувалы с кукурузой.
– Потом оттащишь к воде и выбросишь! – сказал Глумский.
Яцко впал в состояние столбняка. Крот взял его за ворот пиджака и повел на холм.
– Пошли, – сказал Глумский ястребку и, с автоматом Юрася, ступил в воду.
– Шо, опять в речку? – спросил Попеленко.
Они, постепенно погружаясь, приблизились к полуторке.
– Никого, – сказал ястребок. – Токо чертова ветка.
Уцелевшая дверца, как и ранее, была распахнута. Вода поскрипывала ею, то приотворяя, то закрывая. Все было, как и полчаса назад. Только ветка ольхи, застрявшая изломом под рулем, переместилась в сам обод.
– Ну! – сказал Попеленко. – Чего ждем? Ноги у меня ревматичные!
Глумский замер. Наконец увидел, как внутри кабины, близ ветки, возникают и лопаются небольшие пузыри.
– Зайди с той стороны, – сказал председатель и поднял автомат.
Они ждали, глядя на цепочку пузырей.
– То речной газ булькае…
Попеленко не успел договорить. Из воды с плеском выскочила, как поплавок, голова. Рот судорожно глотал воздух. Изуродованное лицо перечеркивали зеленые водоросли. Здоровый глаз глядел по-звериному яростно. Он чуть отдышался, посматривая куда-то вбок, потом внезапно рванул руку из-под воды. Автомат он не успел вытащить. Глумский ударил его прикладом пятикилограммового ППШ в лоб.
45
Яцко присел на корточки у самой воды. Один из прорезиненных мешков лежал у его ног черной тряпкой. Два еще были полны. Бухгалтер вытаскивал из них обрезки старых обоев и пускал в реку, как ребенок пускает кораблики. Цепочка бумаг разноцветных бумаг растянулась по течению. Яцко крутил головой и считал:
– Восемьсот тридцать четыре, восемьсот тридцать пять…
Полеленко ухватил его под мышки и поднял:
– Высыпай все и забирай свои мешки!
– На шо? На шо теперь мешки? Восемьсот тридцать шесть…
– Ну, тогда я заберу. Детям плащи зроблю, – ястребок быстро высыпал содержимое мешков в воду.
Бухгалтер смотрел, как целый остров бумажек, постепенно разрушаясь, плывет по реке. Губы его шевелились: «Восемьсот тридцать семь»…
46
Иван и Валерик лежали в телеге, как братья. Лебедка плелась по знакомой дороге без вожжей.
