— Чем раньше, тем лучше. По горячим следам.
Я понятия не имела, о каких горячих следах идет речь. Вряд ли стоит беспокоить врачей из-за нескольких синяков и царапин. Но тут разговор пошел вполголоса, и больше ничего не было слышно. Надо подняться наверх и поговорить с Дейрдре. Но что я ей скажу? Мы никогда не начинали первыми обсуждать с героинями их жизнь. После моей дерзкой выходки маме без особого труда удалось успокоить Эмму Бовари. Эмма была настолько погружена в печальные думы, что не обратила никакого внимания на мои слова. Мама накрепко внушила мне, что следует быть тактичной. К тому же я была уверена, что, услышав всю правду, любая героиня растает, как Злая ведьма с Запада,[10] которую облили холодной водой. И я не имела права спрашивать Дейрдре, положительный герой Конор или отрицательный. И если уж собираюсь выманить ее в лес, то тем более не следует говорить, кто ее там ждет. Я понятия не имела, из какой книги появилась Дейрдре, и не могла узнать, как сложится ее судьба. Надо ли ей встречаться с Конором или лучше бежать от него куда глаза глядят. Эта героиня была как с другой планеты. Ни я, ни мама ничего не знали о том, что с ней произойдет.
Мама привела ко мне высокого широкоплечего копа в брюках из полиэстера. Он был на целый фут выше мамы, с короткими белесоватые волосами и такого же грязноватого цвета усами, похожими на дедов помазок.
— Детка? — Мама включила торшер, на меня упал конус света. Я зажмурилась и натянула платок до подбородка.
Мама придвинула к дивану плетеный стул для копа и кресло-качалку для себя.
— Офицер Мэрон хочет задать тебе несколько вопросов.
Я снова взглянула на копа. От него пахло табаком. В нагрудном кармане лежала пачка сигарет, и сквозь тонкую синюю ткань просвечивало название — «Мальборо». Из другого кармана торчали темные очки. Он поерзал на стуле, явно маленьком и хрупком для него, облокотился о колени и начал разглядывать меня с неподдельным интересом.
Я отвернулась. Увидела опухшие, заплаканные глаза мамы.
— Мне надо поговорить с Дейрдре, — сказала я.
— Только давай сначала съездим в больницу, совсем ненадолго, хорошо? Просто чтобы убедиться, что все в порядке, — сказала мама.
— Кто это — Дейрдре? — спросил полицейский.
С его пояса свисали наручники. На нагрудном кармане красовалась бляха в виде серебряной звезды с надписью в центре: «Прэри Блафф». Дело принимало крутой оборот! Я перевела взгляд на пистолет в кожаной кобуре. Меня путала даже нашивка на рукаве в виде флага штата Иллинойс.
— Это наша постоялица. Но она не имеет к происходящему никакого отношения, — ответила мама и выразительно посмотрела на меня, как бы предупреждая, чтобы я больше не упоминала о Дейрдре.
Я поняла: она считает Дейрдре героиней. Меня разозлило то, что мама изо всех сил старалась выгородить Дейрдре и совершенно не желала слушать мой рассказ.
— Вы когда-нибудь видели прежде этого человека, мисс? — спросил коп.
— Никогда.
— Какого цвета у него волосы?
— Вроде светло-каштановые.
— Особые приметы имеются?
— У него борода. И волосы длинные.
— Опять эти чертовы хиппи, — сказал коп.
— Он был похож на хиппи, Пенни? — спросила мама.
Разговор повернул в неверном направлении. Мне не хотелось, чтоб они поймали Конора, хотя в глубине души я была уверена: не видать им его как своих ушей. А если он появится, то одним махом снесет копам головы мечом. Я вспомнила, с какой яростью он втыкал меч в землю. Этого нам с мамой еще не хватало — отвечать за убийство копа. Надо сделать так, чтобы полицейские прекратили поиски. Чем более дикой и неправдоподобной будет казаться моя история, тем скорее они оставят это безнадежное дело.
— Он король кельтов! Он пришел сюда, чтобы найти свою пропавшую жену!
— Король?.. — Мэрон нахмурил брови.
— Не выдумывай, — сказала мама.
— Ничего я не выдумываю. Да ты спроси Дейрдре. Она расскажет…
— Пол, пожалуйста! — Мама зазывно посмотрела большими красивыми глазами на копа, чтобы отвлечь внимание от Дейрдре. — Она все придумала.
Мамина красота не оставила копа равнодушным.
— Ладно, — сказал он. — На сегодня, пожалуй, хватит, Пенни.
Мы с мамой разместились на заднем сиденье патрульной машины Мэрона и с мигалкой, но без сирены помчались по опустевшим улицам Прэри Блафф. Уличные газовые фонари отбрасывали мутновато-желтые круги света. Я была слишком взволнована, чтоб говорить с мамой, к тому же мешал доносящийся из рации грубый надтреснутый голос диспетчера, произносящий какие-то цифры и адреса. Все вокруг казалось знакомым. Еще бы! Такое каждый день по телевизору показывают — решетка между полицейским и арестантом, задние двери, которые нельзя открыть. Я смотрела в окно на проносящиеся мимо дома. Постепенно они становились все меньше, на смену особнякам в стиле Тюдор пришли одноэтажные строения, затем потянулись ранчо. Газовые лампы сменились обычными уличными фонарями. А при въезде на больничную стоянку мне показалось, что вижу вокруг декорации из фильма — квадраты освещенных окон, люди в халатах, суетящиеся вокруг машин «скорой помощи». У одной из «скорых» были распахнуты задние дверцы. Мэрон выпустил нас из машины и сказал, что сам поговорит с работниками приемного отделения. Мы с мамой последовали за ним.
Коридор и приемная были полны людей. Два маленьких мальчугана с криком носились вокруг беременной женщины. Едва я уселась на пластиковый стул, один из них поднял бровь и выпалил:
— А ты не похожа на больную.
Какая-то женщина с толстыми руками и распухшими лодыжками рыдала в объятиях мужа. Он похлопывал ее по широкой спине и твердил:
— Все обойдется, вот увидишь.
За занавеской послышался женский крик:
— Вытащите иглу из моей руки!
К ней ворвалась медсестра и тоже завопила:
— У нас тут человек при смерти! Ну и задаст он вам, когда мы его спасем!
Но женщина не сдавалась.
— Вытащите иглу у меня из руки! Немедленно!
Мимо прохромал на костылях бойскаут. Одну ногу, красную и сильно распухшую, он держал на весу. На руках у молодой мамаши верещал младенец. Какой-то мужчина держался за живот и краем глаза косился в телевизор, где показывали, как бомбят вьетнамскую деревню. Мама, покачивая головой, смотрела на этот кавардак и нервно притопывала носком туфли. Я поискала глазами Мэрона. Он стоял у стойки приемной и беседовал о чем-то с мужчиной в белом халате. Тот поправил очки в серебряной оправе, рассмеялся и похлопал Мэрона по плечу. Потом жестом указал на большую прозрачную банку с леденцами, но Мэрон отрицательно помотал головой. Затем оба повернулись и уставились на меня. Я тут же отвернулась.
Через несколько минут медсестра с тонкой седой косичкой выкликнула мое имя, и меня отвели в смотровой кабинет. Мама села за маленький столик и принялась заполнять бумаги, выданные медсестрой. Меня же заставили пописать в баночку в ванной. Я думала, что мне просто смажут царапины щипучим йодом, а потом дадут аспирин и выпроводят восвояси. Однако ничего подобного не произошло. Медсестра обмотала мою руку резиновым жгутом и велела несколько раз сжать кулак.
— Надо взять кровь на анализ.
Я крепко зажмурилась, когда она вонзила мне иглу во внутреннюю часть локтевого сгиба. Больно не было, лишь раз кольнуло, но смотреть на это я не могла. Медсестра протянула мне ватный тампон и велела прижать его к месту укола. Пока я сидела, медсестра выдвинула из-под кровати два упора для ног, а потом бросила мне больничную рубашку.
