чтобы я поверил, будто вы готовы предать Францию ее врагу? Боюсь, мне будет трудно это сделать.
Он внимательно вглядывался в ее лицо, силясь приметить в его выражении хотя бы тень сомнения, раздумья. Прайд ждал, что она выдаст себя, покраснев, опустив взор или поджав губы. Все напрасно. Искренний взгляд ее черных глаз не изменился, кожа по-прежнему оставалась бледной.
– Ваш вопрос не лишен смысла, – спокойно промолвила Габриэль. – Позвольте мне все объяснить. Мне всегда была ближе семья матери. – Голос девушки не звенел больше, он звучал теперь скорее устало. – Большую часть моего детства я провела здесь – в семье Джорджи. Все годы террора. До революции мой отец поддерживал реформу, но он всегда был роялистом и остался бы на стороне Бурбонов, если бы им удалось пережить террор. И я, отдавая долг памяти родителям и отвечая собственным интересам, предпочту защищать Наполеона, который поможет вернуть Бурбонов на трон Франции. – Графиня склонила голову набок, и улыбка оживила ее ставшее вдруг грустным лицо. – Итак, лорд Прайд, я на службе английских секретных служб?
– Ваш муж?..
На ее лицо набежала тень:
– Он любил Францию, сэр. Он согласился бы на все ради выгоды его любимой страны… а вот Наполеон не приносит много пользы Франции.
– Нет, – неожиданно согласился Натаниэль, на мгновение забыв о теме их спора. – По правде говоря, я вынужден согласиться, что это правда. Хотя его военные подвиги говорят об обратном, – добавил он, скривив губы.
Ее объяснения звучали убедительно. Донесения свидетельствовали: многие заинтересованные, думающие французы начинали понимать, что возрастающая мания величия императора Наполеона не сослужит хорошую службу его стране.
Он хотел держать под контролем всю Европу, но придет время, когда попранные и униженные им страны объединятся в союзы и поднимутся против тирана, потому что им уже нечего терять. А когда это произойдет, на плечи простых французов ляжет необходимость расплачиваться по долгам Наполеона, которые возросли из-за его непомерных амбиций. Так что попытка низвергнуть Наполеона вовсе не означала измены Франции.
И Габриэль де Бокер как раз была таким человеком, который мог быстро добывать необходимую в этом плане информацию. У других агентов подобные задания заняли бы не один месяц.
Но лорд Прайд не нанимал женщин.
Он рассматривал девушку в наступившей тишине. Ей не хватает женственности, раздумывал он, той слабости и беззащитности, которые, по его мнению, были свойственны женскому полу. Габриэль была гибкой станом, но сильной, с несгибаемым характером. Безусловно, она обладала чувством юмора, и было в ней еще что-то такое, что было у каждого хорошего шпиона, – Натаниэль сразу почувствовал это. Габриэль, как ива, могла гнуться в разные стороны, повинуясь любым ветрам, но не ломаться. А шпион и должен уметь гнуться, приспосабливаться к любым, самым невероятным обстоятельствам.
Для каждого правила бывают исключения… но только не для этого.
– Я не отрицаю ваших возможностей, но я не нанимаю женщин. Больше мне нечего сказать. А теперь, может быть, вы сделаете мне одолжение и уберетесь отсюда. Не хотел бы быть негостеприимным, но…
Он вновь иронично улыбнулся, приподняв одну бровь. Но его попытка привести Габриэль в замешательство ни к чему не привела.
– Очень хорошо. – Она поднялась с постели. – Желаю вам спокойной ночи, лорд Прайд. – Габриэль подошла к двери: – Не возражаете, если я уйду этим путем?
– Нет, – ответил Прайд, уловив недовольство в ее голосе. – Напротив. Кстати, может, вы объясните, почему явились сюда, выбрав столь необычный способ? Почему, черт возьми, вы не вошли в дверь? Все в доме спят.
– Я решила, что так интереснее, увлекательнее, – ответила графиня, пожав плечами.
– И опаснее, – продолжил он. – Но это не игра. – Его голос стал грубым. – Мы занимаемся этим не для развлечения. И никогда не рискуем без необходимости. Возможно, у вас есть способности, мадам, но вы не обладаете ни осторожностью, ни умом.
Графиня стояла, не шевелясь, сжав рукой дверную ручку. Она закусила нижнюю губу, борясь с приступом неуправляемого гнева. Лорд Прайд не осознавал, что говорит. Она никогда не рисковала без необходимости, а в этом случае риска требовал ее план. Но Натаниэлю Прайду, разумеется, об этом знать не следовало.
Сделав над собой усилие, Габриэль заговорила с видом оскорбленного достоинства:
– Я не дурочка, лорд Прайд. И вижу разницу между реальностью и играми. От сегодняшнего вечера ничего не зависело, поэтому я не видела причины отказать себе в небольшом развлечении.
– Если не считать того, что вы себя скомпрометировали, – сухо заметил Прайд.
Тут она безудержно расхохоталась, и вновь он был заворожен этим глубоким, волнующим смехом.
– Вовсе нет, – наконец промолвила девушка. – Вы же сами сказали, что в доме все спят. А даже если кто и видел, как я карабкалась по стене, то никому и в голову не придет, что это сама графиня де Бокер. – Она провела рукой вдоль своего тела, демонстративно подчеркивая его линии: – Вам так не кажется?
– Все зависит от того, насколько они вас знают, – по-прежнему сухо проговорил Натаниэль, отметив про себя, что, увидев Габриэль в таком виде, ее невозможно будет забыть.
– Это никому не причинило вреда, – заявила графиня, тряхнув головой. – Хотя я понимаю вас, сэр.
– Слава Богу. Но ваши слова все равно ничего не изменят. Спокойной ночи.
Лорд Прайд задул свечу. Дверь за ней закрылась.
Натаниэль лежал на спине, глядя в темноту. Он надеялся, что больше ему не придется иметь дело с Габриэль де Бокер. Завтра он поговорит с Саймоном. О чем же, черт возьми, тот думал, обнадежив эту женщину?! Ведь он сам всегда относился к женщинам-агентам с подозрением. Ясное дело, она считала, что
