На этих словах Кайл отчетливо вздрогнул. От необходимости отвечать его избавило появление на сцене очередного персонажа.
— Сынок! — раздается женский голос.
Знакомство с семейством Падрони продолжается.
Если внешность отца Кайла Ники удивила, то наружность матери ее просто потрясла. Она слышала, конечно, что мать у Кайла — шведка. Но что она НАСТОЛЬКО шведка…
Примерно одного с Ник роста, и почти такой же комплекции, что крайне удивительно для женщины, родившей четырех детей. Убранные назад светлые волосы, тонкие черты лица, узкие губы, пронзительные глаза, которые сейчас светятся радостью от встречи со старшим сыном. Короткое и довольно сдержанное объятье, материнский взгляд-рентген в одну секунду охватывает сына всего — от макушки темных волос до носков кроссовок, и, убедившись, что с ним полный порядок, переключается на Ники.
— Николь, — хоть кто-то здоровается с ней нормальным цивилизованным образом. Легкое рукопожатие, улыбка и сдержанный кивок. — Добро пожаловать. Мы давно и с нетерпением ждем вас в гости. Друзья Кайла — дорогие гости в нашем доме.
— Спасибо… гхм… — Ник не сразу соображает, как правильно обратиться, — сеньора Падрони.
— Нет-нет. Прошу вас, просто Тереза, хорошо?
— Хорошо… Тереза.
Мать Кайла ободряюще улыбается ей, отчего становится заметной сеть глубоких морщин вокруг глаз и в уголках губ. Но ее это вовсе не портит. Совершенно удивительная женщина, хотя и совсем не похожа на типичную итальянскую матрону.
А вот сестры Кайла были настоящие итальянки, как их представляла себе Ник. Вот уж кто уродился в отца! Смуглокожие, темноглазые, с волнами роскошных кудрей, с фигурами, состоящими из одних волнительных изгибов, они, несмотря на то, что ощутимо различались чертами лица, показались Ник похожими друг на друга и на копию молодой Софи Лорен.
Из их цепких лап Кайл выдрал Ники практически силой, и она так и не успела запомнить, которая из них Симона, а которая — Лучиана.
— Потом, потом, — отмахнулся он от сестер. — Еще успеете. Мы устали с дороги, дайте передохнуть, — и уже шепотом, на ухо Николь: — Давай делать ноги, пока живы!
Они успели подняться до середины лестницы на второй этаж, когда услышали окрик отца Кайла.
— Джузеппе!
Ник не замедлила шаг, пребывая в уверенности, что это адресовано кому-то из обитателей дома, с которым она еще не знакома. А вот Кайл замер.
— Да? — ответил со вздохом, не оборачиваясь.
— Потом, как отдохнете, оденьтесь попроще — пойдем показывать Ники, какие у нас оливы выросли в этом году!
— Хо-ро-шо! — ответил он по слогам. На изумленный взгляд Ник ответил прижатым к губам пальцем и двинулся вверх по лестнице. Ей ничего не осталось, как последовать за ним. Но уж в отведенной ей комнате, едва закрылась дверь…
— Что это значит?
— О чем ты? — Кайл с видом профессиональной горничной прошел к окну, раздвинул шторы, приоткрыл раму.
— Что значит вот это вот «Джузеппе»?
Кайл вздохнул.
— А ты не догадываешься?
— Я даже боюсь предположить…
— Поскольку я — долгожданный, после двух дочерей сын… и на тот момент родители, естественно, не знали, будет ли у них еще один сын…и вообще, в семье отца так принято — называть внука в честь деда… Вот меня и назвали в честь деда — одного и второго. Джузеппе Кайл Падрони — мое полное имя согласно метрики. Звучит идиотски, я знаю. Можешь начинать смеяться.
Ник попыталась не последовать этому совету, но у нее не получилось. Она прикусила губу, не помогло. Прыснула, а потом и вовсе захохотала в голос.
— Джузеппе?! Ты — Джузеппе?! Я не верю!
— Могла бы проявить воспитанность и не ржать в голос! — обиженно отозвался Кайл.
— Не могууууу, — почти простонала Ник.
Кайл с досады пихнул ее в плечо, от чего она повалилась на кровать, но и там продолжала сдавленно хихикать.
— Слушай, ну я не представляю, что ты — Джузеппе… — сквозь всхлипы проговорила она.
— Да никто меня так не называет, только отец! Он тот еще чертов упрямец! Это он мне мстит за то, что я выступаю под измененной фамилией. Для всех остальных я Кайл Падрон. В том числе, — добавил он предупреждающе, — и для тебя.
— Ну как же так! — надула губки Ник, отсмеявшись. — Я тоже хочу! Какая уменьшительная форма у имени Джузеппе? Джузи? Можно, я буду называть тебя Джузи? Ну, пожалуйста… — она совершенно по- девчачьи хихикнула и в довершении всего совсем как ребенок заныла: — Джузи, ну пожалуйста, Джузи…
— Нарываешься? — тон Кайла стал уже всерьез угрожающим.
Ник приподнялась на локтях. На губах — проказливая улыбка.
— И что ты мне сделаешь?
Он сделал шаг, потом другой. Уперся коленом в ее согнутое. Ни тени улыбки на лице, в глазах отчетливый отблеск стали.
Ник тоже перестала улыбаться. Дыхание какого-то черта понеслось в галоп, и взгляд оторвать от него невозможно.
А Кайл открыто уставился на ее вздымающуюся под тонкой футболкой грудь, благодаря опоре на локти представленную его глазам в самом выигрышном свете. Впрочем, грудь у Ники и так идеальна, как раз для его ладоней. Он сделал еще полшага, и поставил свою вторую ногу по другую сторону от ее коленей, сжал их своими. Она не выдерживает напряжения, губы приоткрываются, а глаза, напротив, закрываются. Представляя, предвкушая. Как через секунду она почувствует тяжесть его тела на себе.
В коридоре, за дверью, раздается какой-то шум. Ник распахивается глаза, а Кайл делает пару торопливых шагов назад.
— Вставай, давай! Нечего тут передо мной на кровати валяться! Если кто-то зайдет, еще подумает что-нибудь плохое.
— Плохое?! — Ники садится на кровать, смотрит на Кайла с изумлением. — А что, про тебя можно что-то другое подумать?
— Очень смешно, — морщит нос Кайл, отступая еще на шаг. — Вставай, я кому сказал! Я не хочу, чтобы подумали, что я тут тебя… тискаю.
— Да?! А, по-моему, ты именно это и собирался делать! — помимо ее воли, в голосе Ник звучит легкое разочарование.
— Да мало ли что я собирался… Если нас застукают, меня точно кастрируют, четвертуют и зажарят на фирменном оливковом масле моего отца!
— Эмн… — Ник встала с кровати, шагнула к Кайлу. Он шарахнулся от нее, отступив почти к двери, — мне кажется, что ты не совсем здоров. Говоришь какие-то странные вещи.
— Это правда, — вздыхает Кайл. — У нас в семье очень строгие правила. Особенно насчет, — он выдает еще один горестный вздох, — этого.
— Этого?
— Этого самого!
— Я не верю своим ушам, — качает головой Ники. — Как в семье с такими строгими моральными устоями мог вырасти такой…
— Какой?
— Такой!
— Ну, какой такой? — подначивает он ее.
