А наступивший новый день принес еще большие хлопоты. Был поставлен на ноги весь личный состав Суворовского участка. Сведения о распространяемых в заводском районе революционных прокламациях, призывавших рабочих к борьбе против войны, голода и разрухи, к всеобщей забастовке, стали поступать в Суворовский участок как раз во время дежурства околоточного Грязнова. Немедленно усиленные наряды конной и пешей полиции направились на заводскую окраину. По поступившим в участок донесениям, революционеры проникли не только на территорию самого крупного в районе завода — Балтийского, но и в цехи других фабрик и заводов. Действовали они смело и организованно.
Революционные прокламации были в этот день обнаружены и отобраны у рабочих на складской площадке кожевенного завода, на дворе мануфактурной фабрики «Лютч и Чешер», в цехах гвоздильного и кабельного заводов и, самое страшное, в казармах Балтийского флотского экипажа на Кожевенной линии и в Чекушках. В Суворовский участок полиции и в охранное отделение уже доставили более сотни экземпляров революционных прокламаций, а ни одного распространителя не удалось еще задержать. Такой суматохи в дежурной Суворовского участка не видели со времени бурных июльских событий 1914 года, когда рабочие на Васильевском острове ночью стали воздвигать баррикады в районе Скобского дворца.
Фроська первая почувствовала неладное, заметив на улице конных, а затем и пеших городовых. Когда же городовые нагрянули в Скобской дворец, Фроська быстро сообразила, в чем дело. Лазили городовые по чердакам, по крышам, заглядывали во все закоулки на дворе. Собирали они не только занесенные ветром в разные захолустные места листовки, но и каждый клочок бумаги. Она услышала, как дворник Кузьма, пробегая мимо, кому-то громко жаловался:
— Беда! Теперь всех перетрясут. — В руках у него тоже белели листовки.
Вскоре городовые стали разыскивать и ребят. Фроська всполошилась.
— Где наши мужики? — сунулась она к девчонкам, подразумевая скобарей.
Узнав, что «мужики» почти все находятся в походе, Фроська немедленно помчалась навстречу. Уже издали, на улице, в облаках пыли она услышала знакомую песню и свист. То скобари шли домой. Непобедимое войско возвращалось с лихой солдатской песней на устах:
Орали десятки голосов.
Впереди со свежим синяком под глазом шел Царь. Рядом шагали Ванюшка, Копейка, Цветок и другие военачальники — тоже в синяках и ссадинах. За ними — остальные скобари, воинственно настроенные и задиристые.
Встретив Фроську на полпути к Скобскому дворцу, Царь остановил свое войско.
— На дворе фараоны рыщут, — тревожно сообщила она. — Шукают, кто листки разбросал!
Упоминание о городовых сразу насторожило скобарей. Листки, только что побывавшие в их руках, приобрели теперь для ребят особый смысл. Хотя Царь ничего и не добавил к словам Фроськи, скобари поняли молчаливый приказ своего вожака: «Держать язык за воротами!» Так гласил один из основных законов на дворе Скобского дворца.
Ванюшку же Царь отвел в сторону и предупредил:
— Где взяли листки — могила! Не было ни у тебя, ни у меня листков, понял? — Он показал Ванюшке кулак и покосился на проехавший мимо наряд конной полиции.
Ванюшка согласно кивнул головой.
Скобари снова тронулись в путь, но теперь без шума и свиста. Неприметно рассеялись они по многочисленным подъездам Скобского дворца. Только немногие, наиболее боевые и неустрашимые, осмелились появиться на дворе. Они сразу же были задержаны рыскавшими по двору городовыми и дворниками.
Ванюшка, как и накануне, спрятался в чайной «Огонек». Немного спустя на кухне появился дворник Кузьма и потребовал Ванюшку.
— Зачем? — тревожно спросил Николай Петрович, снимая очки.
Кузьма, задумчиво почесав свой лохматый затылок, что-то тихо сказал деду, и Николай Петрович удивленно поднял брови.
— Иди... — сказал он Ванюшке, пытавшемуся было отсидеться в углу за спинами посетителей. — Натворил, сам и отвечай...
Все же Николай Петрович отправился вслед. Упоминание дворника о «политическом деле» насторожило и Николая Петровича.
Стоявший у дворницкой городовой не пустил Николая Петровича дальше.
— Не велено... — сказал он.
У входа толпились взрослые. Какая-то женщина плакала.
В дворницкой Скобского дворца допрашивали ребят. Скобари путались, говорили невпопад. Кто признавался, что пускал листки по ветру, другие все начисто отрицали, не желая подводить себя и товарищей. Нашлись среди скобарей и малодушные, указавшие на Ванюшку, на Фроську и на Царя как на главных зачинщиков этой неприятной истории.
Царь в это время отсиживался в «Петропавловской крепости». Рядом с ним находились за забором Цветок и Копейка, тоже не помышлявшие показываться на глаза городовым. Следили они в щелку забора за развернувшейся на дворе кутерьмой, видя, как забирают и отводят в дворницкую скобарей.
Царь не забыл, как его допрашивали в дворницкой, а затем в участке. Снова попасть в руки городовых у него не было никакого желания.
— Кузьку повели, — вслух докладывал Цветок.
— Дунечку Пузину, — с тревогой бормотал Копейка.
— О-отпустят! Не стекла же мы побили, — успокаивал Царь, так и не понявший, в чем заключалась вина скобарей.
Но когда городовой потащил в дворницкую Фроську, Царя пробил пот, и он не выдержал.
— Я п-пойду, — сообщил он ребятам, глубже натягивая картуз и туже подтягивая ремень. Зачем он пойдет, Царь и сам не знал. Не слушая уговоров друзей, он полез из убежища.
Немного погодя, когда мимо провели и Ванюшку, не выдержали и Цветок с Копейкой. Вооружившись на всякий случай палками, они тоже появились на дворе.
Попав в сумрачное помещение дворницкой, перепуганный Ванюшка совсем пал духом. За широким, непокрытым столом сидели и выжидающе грозно глядели на него сутулый, с закрученными усами-стрелками жандармский офицер, околоточный Грязнов, двое в штатском. Позади у двери стояли городовые. Приведенные раньше в дворницкую скобари толпились в углу, одни испуганно, другие озлобленно взирали на полицейских.
— Подойди поближе, — приказал Ванюшке жандармский офицер.
— Кто тебе дал эти листки? — четко выговаривая каждое слово, спросил Ванюшку околоточный Грязнов, перебирая на столе пачку измятых листовок.
Сжавшись, Ванюшка молчал.
— Вот такие листки были у тебя? — Жандармский офицер показал Ванюшке несколько листовок.
— Нет. — Ванюшка отрицательно покачал головой, помня строжайший приказ Царя.
— Не хочешь говорить? — рассердился жандармский офицер. Он вылез из-за стола, подошел к Ванюшке, двумя пальцами приподнял его голову за подбородок. — Смотри мне в глаза. Она давала тебе листовки? — Он показал на Фроську.
