Ребята Скобского дворца

— Веселая девчушка, — удивился городовой, уставившись на Фроську.

Стоял он, качая головой, сняв фуражку. Очевидно, песня Фроськи что-то напоминала ему родное, близкое. Кончив одну песню, Фроська начинала другую, а городовой стоял и слушал. Фроська уже хотела поругаться с ним, помешал заглянувший к ним околоточный Грязнов.

— Осмотрел чердак? — строго осведомился он.

— Так точно, ваше благородие! — молодцевато отрапортовал городовой, покосившись на Фроську, а про себя сердито пробурчал: — Полезай сам, у меня ноги не казенные.

Фроська благодарно взглянула на него и залилась еще более веселой победной песней, извещая Царя, что опасность пока миновала.

Прошло немало времени, пока полицейские удалились со двора и Фроська могла дать знать об этом Типке.

— Тип, — проговорила она, ловко, как мальчишка, взобравшись на чердак по водосточной трубе, — ты живой?

— Ушли? — осведомился Царь, подавая Фроське руку.

Типка уже жалел, что не ушел вечером из Скобского дворца, добровольно заточив себя под накалившейся от солнца железной крышей.

— Тип! — вдруг воскликнула Фроська, изумленно вытаращив глаза и хлопнув себя ладонью по лбу. — Какая же я дуреха! Какая же я ведьма! Правда ведь?

— Не знаю, — с испугом проговорил Царь, не понимая, почему она стала ведьмой. — Т-ты чего? — окончательно изумился Типка, когда Фроська, не добавив ни слова, решительно полезла обратно в слуховое окно.

— Я туточки, сразу вернусь, — пообещала она.

Царь проводил ее глазами, полными тревоги и недоумения.

Фроська примчалась к себе на верхний этаж, как стрела. Душа у нее ликовала. Мать укачивала в зыбке малыша. В комнате на веревке сохли пеленки, лоскутное одеяло покрывало кровать, давнишние, порванные обои на стенах топорщились складками. Но все кругом теперь казалось Фроське светлым и радостным.

— Я возьму? — попросила Фроська, порывшись в шкафчике и держа в руках горбушку хлеба, пару яиц и кусок вареного рубца.

— Положь на место! — строго приказала мать. — Весь Скобской дворец не накормишь.

Но Фроська не положила обратно. Ходила она вокруг матери, жалобно и укоряюще поглядывая, и молчала. Душа ее терзалась.

— Чадушко ты мое лихое! — затуманилась Дарья, поняв все без слов. — В кого ты только уродилась такая жалостливая? Возьми, — разрешила мать и тут же предупредила: — Сейчас же вертайся обратно. Я скоро уйду. С Колькой будешь сидеть.

Фроська со своими припасами опрометью выскочила из комнаты. Вернувшись на чердак, выложила на колени Типки все, что принесла.

— Ешь! — приказала она. — Хочешь, я тебе и молока принесу?

— Спасибо, — поблагодарил Типка, но от молока наотрез отказался.

Фроська вскоре ушла.

А через некоторое время постепенно один за другим вожаки скобарей, оповещенные Фроськой, стали появляться на чердаке прачечной. Перед Типкой теперь лежала не только Фроськина горбушка хлеба, но и другие припасы, принесенные наиболее догадливыми скобарями.

На корточках, поджав под себя ноги, вместе с Фроськой сидели Цветок, Копейка и с нескрываемой гордостью смотрели на Царя. Был он хоть и мрачен, но спокоен.

— Как же ты теперь, Царь? А-а? — интересовался Копейка, не сводя со своего друга преданных глаз. Предложи ему Царь вместе бродяжничать, Копейка не задумываясь ушел бы с ним.

— Не пропаду, — беспечно отвечал Типка. В присутствии Фроськи он снова чувствовал себя Царем.

— Жить тебе здесь нельзя, — предостерегали его скобари, видевшие утром полицейских на дворе.

— Будут тебя ловить...

— С-сам знаю, — хмурился Царь. Предстояло ему, как только наступят сумерки, уходить из родного Скобского дворца в неведомые края. А куда — никто из скобарей не мог посоветовать. Не знал и сам Типка.

— Поеду в Казань. Там у меня двоюродный брат сапожничает, — наконец сообщил Типка, вспомнив про своего дальнего родственника, которого он никогда в глаза не видел, но неоднократно слышал о нем от Иванихи. Сказав о Казани, Царь заметно повеселел. Где точно находилась неведомая Казань, он и сам еще толком не знал. Не знал никто и из скобарей. Но все восприняли слова Типки как непреклонное решение и задумались.

— На поезде придется ехать, — первая нарушила молчание Фроська.

— Ясное дело, не пешком же, — отозвался Копейка, обрадовавшись решению Царя.

— До Казани, наверное, тыща верст, не меньше, — добавил Цветок.

Все согласились.

Каждый из присутствовавших мысленно представил себе эту «тыщу» верст и еще больше проникся уважением к своему вожаку, которому предстояло в ближайшие дни одному одолеть такое огромное расстояние, и притом без единого гроша в кармане. Первым практически подошел к делу Серега Копейка. Он был торговый человек, имел самостоятельный заработок от продажи газет и знал, что нужно.

— Возьми, хмырь, у меня три рубля, — предложил он. — Чайник мне должен. Стребую с него немедленно и тебе отдам.

— Так Чайник тебе сразу и раскошелится, — скептически отозвался Цветок, с явным огорчением вспоминая свой нелепый разговор про щербатый пятак. — У него, жилы, оторванной подметки не выпросишь.

Все сразу зашумели.

— Пускай только попробует не отдать! — немедленно загорелась Фроська.

Хмурый Царь, благодарно посматривая на своих друзей, хранил гордое молчание. Скобари уже не спрашивали его совета. Каждый хотел чем-нибудь помочь Царю.

Дежуривший внизу у флигеля прачечной часовой, зорко охранявший новую резиденцию Царя, с опаской поглядывал по сторонам. Слишком шумно вели себя скобари на чердаке. Поэтому часовой очень обрадовался, когда из слухового окна поспешно полезли по водосточной трубе друзья Царя.

Инициативой по-прежнему владел Серега Копейка. Сорвав с головы Цветка картуз, он торжественно и бережно положил его замасленным верхом на камень. Немного помедлив, Копейка разыскал в многочисленных карманах жилетки свой счастливый щербатый медный пятак, бросил в картуз и выжидающе оглянулся. Примеру Копейки последовал Цветок.

Возле флигеля прачечной рядом с лежавшим на камне картузом остался часовой. Копейка с Фроськой немедленно отправились к чайной «Огонек» разыскивать Ванюшку Чайника. Цветок пошел по двору.

То там, то тут собирались кучки ребят. О чем-то шептались. Убегали домой и снова возвращались. Одним Цветок подносил к носу кулак, другим говорил что-то на ухо, горячо убеждая. Ребята то и дело появлялись в закоулке флигеля прачечной. Заботливо клали в лежавший на камне картуз кто копейку, кто две, а кто и медный грошик. Добровольный сбор на дорогу Царю шел успешно.

КАТАСТРОФА

Ванюшка, Копейка и Фроська втроем стояли у подъезда и яростно пропирались. Шел неприятный для Ванюшки разговор о деньгах.

— Отдавай! — Копейка наступал на Ванюшку.

— Подождешь! Чего пристал? — сердился Ванюшка. — Будут деньги, отдам.

— Неси сейчас же! — неумолимо требовала и Фроська, буравя Ванюшку злыми, еще более почерневшими глазами.

Ванюшка бледнел и краснел, чувствуя угрызения совести. Фроська и Копейка не стали скрывать, что деньги предназначались Царю. Где находился Царь, по-прежнему оставалось для Ванюшки тайной. Но то,