мягком кресле под картиной в золотистой раме сидел отец Кохманского — сухой седенький старичок в халате, с длинной трубкой в руках, а рядом мать — полная, расплывшаяся дама с лорнетом, в который она смотрела, прищурив один глаз.
«Чудно! — думал Типка. — Какие все они сдобные и белые. Молоком, что ли, их отпаивали?»
Сперва он все время удивлялся и робел. А потом ему надоело, и он заскучал.
— Поживешь у нас, — заявил капитан, когда Типка, пообедав, стал собираться обратно. — Своих друзей я так не отпускаю.
Типка, несколько растерявшись в такой обстановке, не посмел отказаться.
Обед ему понравился. На стол подавал лакей в белых перчатках, а на шее у Типки белела салфетка, которую услужливо подвязала ему сестра капитана. Царь ни от чего не отказывался и скоро почувствовал, что объелся. А на стол подавали все новые блюда. Типка даже пил красное вино. В этот день его познакомили с родословной семьи Кохманских.
— Мы уже второе столетие верой и правдой служили при царском дворе, — с нескрываемой гордостью говорил сухонький старичок с седыми бакенбардами — отец капитана.
Типка, нахмурившись, молчал. Он все более убеждался, что эти люди настроены враждебно к февральскому перевороту.
— Смутьяны развалили государственную власть, — убеждал Типку старик Кохманский, попыхивая из своего длинного черного чубука. — Без батюшки государя не может русская земля стоять!
«Может», — думал Типка, искоса поглядывая на портрет Николая Романова, висевший в гостиной на стене.
Весь вечер старик красноречиво рассказывал Типке, как великодушен батюшка государь, вспоминал разные истории из жизни царского семейства.
«Ну и мастак же ты говорить», — думал Типка, удивляясь неистощимому красноречию своего собеседника, который порядочно ему уже надоел.
Румяная черноглазая горничная, лицом смахивающая на Фроську, отвела Типку на второй этаж в угловую комнату.
— Это ваша, — кратко пояснила она, оправляя плюшевые портьеры на дверях и бесшумно ступая по мягкому пушистому ковру. — Нравится у нас?
— Не-ет. — Царь отрицательно покачал стриженой головой. — Старорежимные у вас все.
Горничная быстро взглянула на Типку.
— Господа — да, а мы — нет.
«Пропадешь здесь», — с тревогой думал Типка. оставшись один. На всякий случай он запер за горничной дверь, осмотрел все углы в комнате и только тогда осмелился лечь спать.
Лег и сразу же словно утонул. Впервые в жизни лежал он на мягкой белоснежной постели, под пушистым и легким, как перышко, одеялом и думал, что на такой постели спит, очевидно, и Николай Романов.
Ночью Типка несколько раз просыпался, обливаясь холодным потом. Снилось ему, что Николай Романов выгонял его из комнаты и грозил отправить в тюрьму.
На другой день капитан Кохманский пригласил Типку прогуляться по Царскому Селу. Тщательно, до синевы выбритый, подтянутый, на этот раз не в шинели, а в щегольской суконной бекеше на черно-буром меху. Кохманский смахивал на министра Временного правительства, которого Царь видел на Марсовом поле во время похорон жертв революции. У ворот парка стояла охрана. На винтовках у солдат выделялись красные бантики.
«Наши», — радостно думал Царь, испытывая огромное желание остаться с солдатами.
За высокой чугунной оградой расстилался обширный, густой парк с огромными столетними деревьями. Зеленые могучие ели, сосны, пихты чередовались с оголенными дубами, кленами, березами. Типка с жадным любопытством вглядывался в чащу парка, замечая похожие на голых людей мраморные статуи, какие-то необыкновенные постройки, арки, мостики, беседки.
— Раньше тебя и к ограде близко не подпустили бы, назидательно говорил Типке Кохманский, — а теперь... — он неодобрительно махнул рукой в черной замшевой перчатке, — всякая мразь может подойти.
Царя невольно покоробило. «Сам ты мразь, — подумал он. — Леща бы тебе хорошего дать...»
Вдруг Кохманский, замедлив шаги, остановился, попридержав за рукав Типку.
— Царевич... Алексей... — прошептал он, не сдерживая своего волнения, и вытянулся, отдавая кому-то честь.
Типка пытливо взглянул за ограду и увидел худощавого, одного с ним роста и возраста подростка в шинели, в сапогах и в папахе, с деревянной лопатой в руках. Не спеша он рыл в мокром снегу канавку, спуская талую воду.
Алексей Романов подошел ближе к ограде. И тут Кохманский одновременно взглянул на царевича, на замершего Типку и мысленно ахнул от удивления.
Был скобарь Антип Царев как две капли воды похож на бывшего наследника Российской империи Алексея Романова. Такое же бледновато-продолговатое лицо, склад бровей и упрямо оттопыренная пухлая верхняя губа. Сходство увеличивалось и потому, что тот и другой были одеты в военную форму. Типка тоже смотрел на Алексея Романова. Он сразу же вспомнил про встречу на Невском, но тогда наследник показался ему совсем маленьким.
«Вот ты каков», — думал Типка.
Кохманский стоил неподвижно, вытянувшись. Умиление, радость были написаны на его лице. «Вот ты каков», — враждебно подумал Типка и про Кохманского.
Из глубины парка к Алексею подошел низкорослый мужчина с рыжеватой бородкой, тоже в шинели и в серой каракулевой шапке.
— Государь! — одними губами беззвучно прошептал Кохманский, еще более вытягиваясь.
Следом показалась и охрана — несколько солдат. Типка понял, что царская семья все время находится под наблюдением. Это его успокоило.
Николай Романов что-то тихо сказал сыну. Алексей послушно пошел обратно с отцом в сторону дворца.
Кохманский с Типкой тоже повернули домой. Озабоченный чем-то капитан то и дело пытливо поглядывал на своего спутника, словно видя его впервые, и бормотал про себя: «Удивительно! Надо подумать. Такой случай упускать нельзя».
О чем собирался думать капитан Кохманский и что он не хотел упускать, Типка так и не понял.
Вечером он слышал, как Кохманский, расхаживая по своему кабинету, сам с собой разговаривал:
— Гибнет Россия! Спасать надо, спасать!
Кого спасать, Типке осталось непонятным. Испытывал он огромное желание снова очутиться среди своих в Скобском дворце. Скучал он по Фроське, по ребятам.
После того как Царь уехал к капитану Кохманскому в Царское Село, Петька Цветок и Ванюшка Чайник воспрянули духом.
На другой день к Ванюшке подошел Цветок и сообщил:
— Уехал наш у-зур-па-тор!
Последнее слово он произнес с трудом, едва выговорив. Очевидно, слышал его на митингах.
— Какой узур... — переспросил находившийся рядом Левка Купчик.
— Хотел я его поколотить, да не успел, — похвастался Цветок, потирая руки.
— Что это за узур... — продолжал допытываться любопытный Левка. — Жулик?
— Хуже, — определил Цветок, не вдаваясь в подробности.
Вместе они отправились к соседям-гужеедам в Моторный дом.
— Вы куда? — предостерегающе спросила Катюшка.
Но Ванюшка решительно отстранил ее, а Цветок счел нужным сообщить:
— На кудыкины горы! Кошек ловить.
На дворе у гужеедов Цветок чувствовал себя как дома. Торжествующим голосом он сообщил ребятам: