Она отказалась от предложенного портвейна и маленькими глотками пила кофе, стараясь не замечать руку, которая все еще оставалась на ее спине. Пальцы начали подбираться к ее затылку, генерал склонился к ее уху и тихо шепнул:
– Знаете, я нахожу вас чрезвычайно привлекательной, моя дорогая.
Мег слегка повернулась и взглянула ему в лицо:
– Как я уже сказала, Наполеон, я не хочу попусту портить свою репутацию. – Уголки ее губ приподнялись в соблазнительной улыбке, не оставляя у него никакого сомнения в том, что она отвечает на его чувства.
Он немного помолчал, пальцами как бы наигрывая какую-то мелодию на ее спине. Мег сидела тихо, позволяя доиграть мелодию до конца, ожидая, какой же ответ нарушит это молчание.
Наконец Бонапарт опустил руку, встал и направился к буфету, чтобы налить себе коньяку. Потом он обернулся, вращая бокал в руках, разглядывая ее, слегка хмурясь.
– Итак, Натали, как же мы все это устроим?
Мег решила, что на прямой вопрос нужно дать такой же прямой ответ. Она медленно открыла свой веер как бы в глубоком раздумье, потом решительным движением закрыла его и посмотрела генералу прямо в глаза.
– Если мы решим назначить тайное свидание, Наполеон, то это должно произойти в совершенно другой обстановке, – сказала она тихим, но решительным голосом. – Мы должны встретиться где-нибудь за городом, только мы двое. Я попросила бы вас прийти совершенно одного, как и я. Никто не должен знать об этом. Меньше чем через неделю вы отсюда уедете, наша связь превратится в воспоминание, а я остаюсь здесь. Я не могу и не хочу оказаться мишенью для насмешек и темой для сплетен по всему средиземноморскому побережью.
– Понимаю, дорогая, – сказал Бонапарт. – Полагаю, я смогу выполнить ваши условия без особых сложностей.
– Вы дадите мне слово, что никому не скажете? – Она взволнованно вскочила с дивана. – Ах Господи, я так мало понимаю в таких делах. Иногда я просто не владею собой, когда встречаю... – Она беспомощно развела руками. – Когда встречаю кого-нибудь, к кому меня так влечет.
Он улыбнулся и бессознательно ухватился за красные отвороты своего сюртука.
– Влечение для того и существует, чтобы ему следовать, моя дорогая.
– Может быть, – сказала Мег с печальной улыбкой. – Но именно женщине всегда приходится рисковать больше всего.
– Доверьтесь мне, Натали. Я не буду подвергать риску вашу репутацию, – сказал Бонапарт, подходя к ней. Он взял ее руки и поднес к своим губам, потом резко притянул ее к себе и крепко поцеловал в губы.
Она противилась ему, отворачивая голову в сторону:
– Пожалуйста, пожалуйста, Наполеон. Не здесь, прошу вас.
Он внезапно отпустил ее. Глаза у него были довольно дикие, он тяжело дышал.
– Простите меня, но вы лишаете меня рассудка. Я не могу дождаться... – Он не закончил фразу, но в этом и не было необходимости.
Мег отошла от него поближе к окну. Сознание того, что Козимо у ворот следит за условленным сигналом, придавало ей уверенности.
– В нужное время, в нужном месте, – твердо сказала она и осталась довольна собой.
Бонапарт шумно выдохнул и вытер лоб платком.
– Вы очень неуступчивы, моя дорогая Натали. Но все будет, как вы скажете. Я все устрою. Ждите известий от меня.
– С нетерпением, – сказала Мег, подходя к нему. Она прижалась к нему и легко поцеловала в уголок рта. – Я обещаю, – шепнула она ему на ухо, – а теперь я вынуждена покинуть вас... на время.
Наполеон так резко дернул за шнур звонка, что, казалось, вырвет его из стены, и не успел звон затихнуть, как явился адъютант.
– Генерал?
– Проводите мадам Живерни к ее экипажу, – отрывисто приказал Бонапарт. Он коротко поклонился своей гостье. – Желаю вам спокойной ночи, мадам, – сказал он, повернулся и удалился в свой кабинет, не дожидаясь ее ответа.
– Генерал, – пробормотала она ему в спину и величественно прошла мимо любопытствующего Жиля, который открыл перед ней дверь. Бонапарт разыграл все достаточно хорошо. Пройдет слух, будто вдова чем-то вызвала его недовольство. Она изобразила смущенную неловкость и на прощальные слова адъютанта ответила едва слышным шепотом.
Он отдал ей честь и вернулся в особняк, чтобы доложить полковнику Монтеню об интересном завершении генеральского вечера.
Козимо еще никогда не проводил вечер в более неудобном положении. Он не отводил глаз от портьер на окне в покоях Бонапарта, каждая мышца в плечах и шее болела. Привычное для него холодное равнодушие исчезло, когда он сидел в ожидании, стараясь не представлять себе, чем занимается Мег. Воображение его разыгралось. Он винил себя за то, что втянул ее в опасную игру. У нее нет опыта, которым обладала другая женщина, и у нее не было тех мотивов для участия в этой войне, какие заставили Эйну участвовать в ней.
Сама Эйна пережила террор, но потеряла семью. Ее мать – австриячка – была одной из ближайших компаньонок Марии Антуанетты. Эйна выжила благодаря своему острому уму, бежав в Англию с глубоким чувством ненависти к революции и всему, что с ней связано.
