необходимости изъятия Рохлина. Странно, что Рохлин арестовывается с таким запозданием'.
У Ленина в канцелярии не вели подобного журнала. Но его скупые резолюции, заметки и телеграфные указания по стилю очень, очень схожи с творчеством своего 'ученика'. Достаточно вспомнить ленинские лаконичные указания Цюрупе: 'Я предлагаю заложников не взять, а назначить поименно…', нужен 'беспощадный военный поход на деревенскую буржуазию'; в Выксу, Ведерникову: 'Превосходный план массового движения с пулеметами за хлебом…'; Г.Е.Зиновьеву: 'Надо поощрять энергию и массовидность террора…'; С.П.Середе: 'Очистить полностью все излишки хлеба…'; Харлову: 'Составьте поволостные списки богатейших крестьян, отвечающих жизнью за правильный ход работы по снабжению хлебом…'; Ливенскому исполкому: '…повесить зачинщиков из кулаков…'; Пайкесу: 'Расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая…'; Е.Б.Бош: 'Сомнительных запереть в концентрационный лагерь…'. Или в записке Сталину и Уншлихту предлагает ужесточить борьбу с расхитителями: 'Поимка нескольких случаев и расстрел…'
Социальная методология Ленина и его последователя основана на неограниченном насилии. В политическом почерке Сталина видно много ленинского: уверенность в себе, убежденность в безгрешности, абсолютная вера в универсальность диктатуры пролетариата, пренебрежение к людям, готовность оперировать 'массами', осторожность и коварство, беспощадность. Духовным отцом Сталина был Ленин, хотя во внешних привычках это были очень разные люди. Например, Ленин не любил своих портретов. Для Сталина это было необходимостью. Ленин питал слабость к языковым словарям и обычно листал их перед сном. Сталин, ложась в постель, клал на прикроватную тумбочку стопку учебников, монографий, сценариев, которые он должен был просмотреть и определить их судьбу. Так, в сталинском фонде на многих книгах и сценариях, ждавших своего опубликования или постановки, видны безапелляционные резолюции вождя. Они есть, например, на сценариях фильмов 'Суворов', 'Великое зарево', 'Выборгская сторона', 'Александр Невский', 'Минин и Пожарский', 'Покушение на Ленина', 'Щорс', 'Первая Конная' и многих других. Как может убедиться читатель, не всем сценариям было суждено материализоваться в фильмах.
Ленин был воздержан в отношении к спиртному (любил только хорошее пиво). Сталин употреблял и водку, и коньяк, и грузинское вино, к концу жизни отдав предпочтение только вину.
Оба вождя не имели близких друзей в дни своего апогея. Возможно, это закономерность. Кто может быть равным в дружбе с вождем или диктатором? Моральные скрепы дружбы не выносят иерархических отношений, в них не бывает ни благодетелей, ни должников. Кто мог вести себя так с Лениным и особенно со Сталиным?
Н.И.Бухарин пытался спасти себя, направляя бесконечные письма Сталину, именуя его 'дорогой Коба' и подписываясь: 'твой Бухарин'. Переписка была односторонней: Бухарин просил, унижался, топтал себя, превозносил Кобу, но это его не спасло. Бухарин был прав, подписываясь: 'твой'. Сталин смахнул его со стола жизни, как хлебную крошку.
Ленин в личных отношениях с близкими людьми не был жестоким человеком. Он был жестоким идеологически, политически, философски. В отношении того же Сталина он проявлял заботу о его здоровье, питании, квартире, отдыхе. И, думаю, делал это искренне, как и в отношении других. Так, сохранилось несколько записок по поводу улучшения жилищных условий Сталину. Вот одна из них, адресованная Енукидзе:
'Нельзя ли ускорить освобождение квартиры, намеченной Сталину? Очень прошу Вас сделать это и позвонить мне…' Когда Сталину собирались сделать небольшую операцию, Ленин шлет письмо лечащему врачу Сталина В.А.Обуху:
'Тов. Обух!
Очень прошу послать Сталину 4 бутылки лучшего портвейна. Сталина надо подкрепить перед операцией.
2.1.1921 г. Ваш Ленин'.
Оба вождя любили секреты и тайны. Ленин почти везде приписывал: 'архиконспиративно', 'секретно', 'тайно'; Сталин вообще всю деятельность не только НКВД, но и Политбюро сделал сплошной тайной.
Оба любили отдыхать. Правда, Ленин преимущественно по болезни. Но и не только.
Сталин, когда взобрался на самую вершину пирамиды власти, отпуск проводил в конце лета — начале осени на южных курортах. Но мало кто знает, например, что после войны, убедившись, что 'история подтвердила его правоту', Сталин стал уделять отпускам, отдыху весьма повышенное внимание. Думаю, что немногие знают, что уже в тридцатые годы Сталин уезжал в Сочи, Гагры, Мухалатку, другие южные места, в специальные санатории на 2–3 месяца, осуществляя руководство страной в перерывах между созерцанием бирюзы ласкового моря, прогулками по аллеям великолепных парков, философскими одинокими размышлениями на белоснежных террасах старинных дворцов. В 1949–1952 годах Сталин отдыхал без перерыва на юге по 4–4,5 месяца, находясь в благодатных местах с августа до дня своего рождения — 21 декабря. Это уже был не просто сановный вельможа, а земной бог…
В 1922 году 'Правда' попросила Сталина написать статью о том, каково самочувствие Ленина, как дела с его здоровьем. В сентябре появилась его статья: 'Тов. Ленин на отдыхе. Заметки'. К слову сказать, была в 1922 году написана с точно таким же названием и статья Г.В.Зиновьева (не опубликованная). Это еще один соратник и ученик Ленина на нескольких страницах живописует, как Ленин любил и умел отдыхать в Париже, Берне, Цюрихе, Кракове, Куоккола и других зарубежных местах. Коньки, велосипед, пешие прогулки, купания, охота… Но главным образом его 'отдых почти всегда сводится к тому, чтобы побольше остаться один на один с природой…'. В Татрах ему 'ничего не стоило подбить нас съездить из галицейской деревушки верст за сто в Венгрию за тем, чтобы оттуда в качестве трофея привезти… одну бутылку венгерского вина'.
Сталин же об отдыхе Ленина писал по-другому: 'Мне приходилось встречать на фронте старых бойцов, которые, проведя напролет несколько суток в непрерывных боях, без сна и отдыха, возвращались потом с поля боя как тени, падали как скошенные и, проспав все восемнадцать часов подряд, вставали после отдыха, свежие для новых боев… Тов. Ленин произвел на меня именно такое впечатление…' Сталин пишет, что Ленина интересует все: внутреннее положение, урожай, курс рубля, бюджет, Антанта, роль Америки, эсеры и меньшевики… Об этом Сталин пишет, ибо на Западе, в эмиграции ходят 'невероятные легенды о смерти Ленина с описанием подробностей…'
Товарищ Ленин, пишет Сталин, улыбается и замечает: — Пусть их лгут и утешаются, не нужно отнимать у умирающих последнее утешение
Сталин, независимо от того, говорил ли Ленин подобную фразу, явно перебирает.
В декабре 1922 года в состоянии здоровья Ленина вновь наступает резкое ухудшение. Пленум ЦК принимает специальное постановление, согласно которому на Сталина возлагается обязанность следить за режимом больного Ленина, способствовать врачам в 'создании самых благоприятных условий для больного'. И хотя в начале двадцатых чисел декабря удары следуют один за другим, Ленин просит разрешения диктовать письма и распоряжения. Он чувствует, что может в любой момент переступить ту линию, которая отделяет бытие от небытия. Именно в эти дни были продиктованы 'Письмо к съезду', 'О придании законодательных функций Госплану', 'K вопросу о национальностях или об 'автономизации' и другие последние работы.
4 января 1923 года Ленин диктует свое знаменитое 'Добавление к письму от 24 декабря 1922 г.', посвященное главным образом Генеральному секретарю. 'Сталин груб, — диктует Фотиевой Ленин, — и этот недостаток вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Стали на с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д.'.
В эти дни Сталин, узнав, что Ленин по разрешению и согласию врачей продолжает понемногу диктовать, обрушился по телефону на жену Ленина с бранью. Надежда Константиновна, со слезами выслушав гневную тираду генсека, написала тут же письмо Каменеву: 'Лев Борисович, по поводу коротенького письма, написанного мною под диктовку Влад. Ильича с разрешения врачей, Сталин позволил вчера по отношению ко мне грубейшую выходку…' Крупская сдержалась и не рассказала об инциденте мужу. Лишь в начале марта, когда дела у Ленина как будто пошли на поправку, она поведала о выходке
